– Я работал на фабрике, – он говорил по-английски с нью-йоркским прононсом, – я вырос в привилегированной семье, мы католики, словно Кеннеди, – парень усмехнулся, – я закончил университет, но отринул свой класс и присоединился к красной гвардии, – он почти нараспев продолжил:
– Революционное массовое движение отличается от традиционной ревизионистской базы сочувствующих. Скорее это сродни красной гвардии в Китае, основанной на полном участии и вовлечении народных масс в практику совершения революции; движение с полной готовностью участвовать в насильственной и незаконной борьбе, – залпом допив агуардиенте, Моралес подытожил:
– Что я и делаю. Я участвовал в нападении на полицейских в Америке, – он помолчал, – потом мне пришлось скрываться от ФБР. Перебравшись в Мексику, я поехал на Кубу, где прошел особую подготовку, – Саша оценил навыки парня, – команданте Че оказал мне честь, пригласив сражаться в своем отряде. Я оставался рядом с ним до последнего, мне чудом удалось спастись после его ареста, – нелегально перебравшись в США, Моралес вернулся в свою, как он выразился, альма матер.
– Я, как и Леона, начинал в «Студентах за демократическое общество», но потом присоединился к Синоптикам, – парень начертил на салфетке радугу, пересеченную изломанной стрелой, – слышал ты о нас, товарищ Александр?
Лубянская папка Синоптиков, радикальной левой группы, отличалась редкой тщательностью в подборе информации.
– Я встречал его имя, – вспомнил Саша, – о нем говорилось на совещании американского сектора. Ребята гадали, куда он делся после разгрома отряда Че Гевары, – товарищ Флори шесть лет провел в подполье.
– Вернее, пять, – он задумался, – после Южной Америки я отправился во Вьетнам, где сражался на стороне Вьетконга. Однако я хотел применить мои умения на родине, поэтому выбрал жизнь изгоя, – передвигаясь по Америке в обличье бродяги, Флори стал частью передового отряда Синоптиков.
– Взрывы в Капитолии и Пентагоне – наших рук дело, – он лениво загибал пальцы, – в мае этого года мы напали на полицейский участок в Нью-Йорке, – Флори холодно улыбнулся, – на пороге моего собственного дома. Я вырос на Манхэттене, но в то время скрывался в Квинсе, изображая уборщика-пуэрториканца, – испанский язык парня был практически свободным.
Сизый дым уходил к беленому потолку подвального ресторанчика. Хозяин заведения по соседству с квартирой Лары без лишних вопросов пустил их внутрь.
– Кассу я снял, – заявил чилиец, – я забираю семью и уезжаю в Аргентину. Я не собираюсь ждать, пока за мной придут головорезы из тайной полиции, – он указал на красный флаг и портрет президента Альенде, – пейте, парни, сегодня все за счет заведения…
Горлышко бутылки