Чьи-то руки прижали к его губам кружку с вином, Контанель жадно глотнул, закашлялся и открыл глаза.
Над ним склонилась встревоженная Матильда, а чуть поодаль виновато переминался с ноги на ногу господин де Спеле, впервые утративший свой апломб. Вампир сидел тихо-тихо и только переводил взгляд с одного действующего лица на другое.
Матильда ласково погладила Контика по голове, как ребенка, и повторила:
– Это же не по правде, это колдовство!
– Это было! – истерически воскликнул Таник.
– Контанель прав, – угрюмо согласился призрак. – Было, но с его предком. Это смерть его предка. Дернуло меня нелегкая взять этот ключ! Какого… идола ты вылез к столу в таком растерзанном виде?
– Меня всю ночь блохи грызли? – пожаловался Контанель.
– Какие блохи? – возмутилась Матильда. – Чистота кругом!
– Откуда я знаю? Может, Черт напустил!
– У Черта нет блох, потому что он необычная собака! – возмутился и де Спеле.
После недолгого молчания Контанель сказал:
– Этот ключ оставил в нашей семье приятель предка, с которым они вместе бродили по стране, говорил, что это талисман от дурного глаза.
Призрак выразительно хмыкнул:
– От его дурного глаза! Это он погубил твоего предка, чтобы раздобыть ключ и ограбить храм с сокровищами. Его люди вырезали остатки некогда могущественного племени. Веселенькая история и, кстати, произошла неподалеку отсюда, в долине Глазастого Камня. Идиотское название!
Контанель переспросил с некоторым интересом:
– Глазастого Камня? А что стало с сокровищами?
– Растянули, раздарили, растранжирили, пропили, примотали, спустили, закопали, употребили в дело, украли, уничтожили и так далее. Хватит болтать, пора ехать дальше! Уже потеряли уйму времени!
Собрались довольно быстро, если исключить эпизод с поиском Контиком шпаги, которая почему-то затесалась в кухонные вертела. Впрочем, это пустяки! Главное к обеду все-таки выбрались. Шарль де Минюи, опечаленный расставанием, даже вызвался проводить своих гостей, чего с ним не случалось уже давно. В его хозяйстве отыскался конь – древний соловый мерин – и граф проехал пару миль рядом с господином де Спеле и Матильдой, рассказал около сотни пикантных анекдотов и привел Контанеля в восторг, когда спел студенческую песенку, слышанную в былые времена от лихих приятелей. Расстались с сожалением.
Часов около четырех вечера Рене де Спеле стал проявлять признаки беспокойства: он привставал на стременах, долго всматривался вдаль, с шумом втягивал в себя воздух и все больше мрачнел. Через десять минут Рене совсем потерял голову, чем привел