Наконец мексиканец принял несколько полусползающее с пуфика положение – он оперся спиной о стену, вытянул вперед ноги и стал ныть, что ему неудобно и ужасно болит спина. Я подняла бокал, приглашая его выпить. Мой коктейль имел тот самый приятный обманчивый вкус, когда кажется, что и алкоголя-то там нет. В бар подтянулись люди, которые слились в фон из обрывков разговоров и смеха. Мне нравилось это место, и я вдруг поймала себя на мысли, что здорово было бы здесь работать. И еще, что я хотела бы сейчас быть здесь без мексиканца.
Я посмотрела на него и сказала, что хочу к весне насобирать денег и купить билет в один конец в Мексику. Мне казалось, ему будет приятно знать, что я мечтаю о его стране, но это вызвало у него странный всплеск раздражения. Он сказал, что и сам не прочь, но из-за работы привязан к трем городам мира – Лондон, Париж и Нью-Йорк.
«Штаты я ненавижу всей душой, – сказал мексиканец. Париж ему не пришелся по душе, и в Лондоне он тоже чах. Я застрял в этом тупике-чистилище. Получается, что либо быть никем в чудесной Мексике, либо три ненавистных города на выбор». Он помолчал, выдавил неубедительную улыбку и продолжил: «Ну что, ты разве не хочешь расспросить меня про Мексику? Какие-нибудь ценные советы?»
Я откинулась в кресле: «Конечно, рассказывай!»
На мгновение он растерялся: «Что именно?»
«Что угодно – мне всё пригодится».
Он вздохнул, обвел глазами бар и, вернувшись взглядом ко мне, сказал: «Ты будешь там сильно выделяться – ты, твоя речь, твоя кожа, твоя манера себя держать. От тебя все будут хотеть только одного – секса».
Он говорил таким тоном, как будто у нас начинался скандал. «Сначала тебе будет сносить крышу от того, сколько у тебя там друзей и как все хорошо. Только они окажутся никакие не друзья и им нужен будет только секс!» Он посмотрел мне в глаза, как будто предъявлял обвинение и ждал, что я буду защищаться. Я не шевельнулась. Мне не нравился этот разговор и всё, что он говорил про Мексику. Мне казалось, я дала ему подержать в руках свою мечту, а он замарал её какой-то грязью.
«Только мужики там все страшные и низкорослые, – он ухмыльнулся. – Я в этом смысле нетипичный мексиканец». – Он допил свою «Маргариту» и поставил бокал на столик. Я ничего не сказала и только подумала: какого-то дерьма наговорил.
«Я хочу сесть в кресло», – вдруг сказал он.
«А я?» – Меня озадачило его пожелание.
«А ты мне на руки», – он поднялся с пуфика и встал передо мной, протягивая мне руки, вынуждая меня подняться. Мы устроились вдвоем в одном кресле. Музыку прикрутили