– Я не беспокоюсь, бабуль…
– Все равно положу тебе вытяжку из валерианы и таблеток.
– Они достали, ба… Меня уже тошнит от них.
– Ничего не поделаешь, без них тебе, солнце, может поплохеть!
– Ба, – Робертио моргнул, закрыв книгу, – а в России какие покупать? Вдруг тех нету?
– Обратишься к врачу по этому поводу, Берточка. Отвеждешь Маркусю.
– Эй, я тут, вообще-то! И я сам собирался задать этот вопрос!
– Не буянь, братишка, – взгляд Робертио ехидно упал на меня, а щеки мои отчего-то стали пунцовыми. – Неужели ты не доверяешь мне?
С детства он привык, что его считают взрослым, а Маркус вечно в пеленках. Мне уже двадцать недавно стукнуло, и я не требую к себе забот, требую только понимания и свободы.
Двадцать лет назад, когда я родился, маме сказали, что у меня проблемы с сердцем. Было подозрение на порок, а оказались какие-то сбои в коронарных артериях, однако приступов панической атаки и потерь сознания было слишком много. Так или иначе, после операции по шунтированию артерии это прекратилось, и я остался здоровым пареньком, но под постоянным контролем бабушки и брата, ибо я, по их словам, не слежу за здоровьем и без специальных таблеток совсем его загублю.
Я бросил взгляд на чемоданы, стоящие у двери, стал пересчитывать вещи.
«Так, таблетки на столе, чемоданы у входа, свитер на мне. Вроде как готов, но… Меня останавливает эта вызывающая картина матери у входа. Берта берет ее с собой? Этот луг на ней, самолет над ним, и девушка меж травы с ребенком на руках. Я всегда чувствовал тут беспокойство, переданное, может быть, мне кистью матери, измазанной в масле. Возможно, мама хотела что-то нам этим сказать. Но не успела.»
Мы с братом нежно попрощались с бабулей, затем молча вышли и сели в теплое такси с поцарапанными окнами. Бабушка стояла и махала нам, заливаясь слезами. Я помахал ей, а Робертио ее проигнорировал, словно хотел поскорее уехать отсюда и все забыть. Потом водитель нажал ногой на педаль, машина поехала с места. Я глядел на дома за окном и пытался запомнить каждую деталь, боясь забыть то, каким было то место, где я родился. Флоренция.
– Ты таблетки взял? – пробасил брат, даже не глядя в мою сторону.
– Да, – я скромно кивнул, вспоминая, как специально проронил их у дома, в кустах диких роз.
Надо хоть что-то менять в этой жизни. Начну с этого.
МОНИКА:
Я вхожу в свою школу. Это светлое здание порой вызывает жалость. Обшарпанные стены, какие-то кубки и стена почета в уголке, совсем незаметные. Школа только пытается прикрыться наградами, а по сути, такая же как все остальные учебные учреждения…
Я здороваюсь с вахтершей, а она останавливает меня, потому что я забыла сменку. Плачу ей пять рублей, затем в раздевалке вижу свой мешок со сменкой и с грустью гляжу на ненужные мне бахилы. Переодеваюсь я быстро, расстегивая пальтишко и просовывая ноги в туфельки. Снимаю шапку – локоны намагничено стремятся к ней. Пригладив