– Хорошо.
Когда я вышла, он еще долго стоял у окна и провожал меня взглядом. Его потерявшие юность изумрудные глаза грустно глядели на то, как весело я шагала до угла дома, и с поворотом отец пропадал из поля зрения. Тут и кончалась безопасная зона. После поворота у угла шла темная улочка, где ходило всего около трех человек, не включая сейчас идущую меня с сумкой в руках. Мгновенно внутри меня появилась какая-то паника, нелепые трагичные сцены представлялись в голове. Одно счастье было, что меня не тошнило из-за этих спазмов в этот раз. В школе меня уже прозвали «дракошкой» из-за того, что на уроках приходилось выворачивать все наружу при малейшем стрессе, словно дракон выходит из берлоги и начинает изрыгать пламя откуда-то изнутри.
Я быстро шла, лишь косо поглядывая на мимо проходящих людей, оттого часто врезаясь в других. Часто женщины на длинный каблуках или мужчины в офисных костюмах врезались в меня и затем из них сыпалась брань, а мой страх усиливался еще больше.
Длинные ноги заплетались, я спотыкалась. Каждый раз, глядя на себя в витрины магазинов, я стыдилась себя перед собственным отражением. Раздражало, какими тощими были ноги, словно спички, и какими броскими из-за этого казались ботинки, купленные папой на Новый Год. Раздражало, как в глаза лезли вьющиеся светлые волосы, передавшиеся по наследству мне от мамы. Раздражало, что никуда не могла деться привычка кусать губы. Раздражало то, что все раздражало.
В школе за спиной каждый раз раздавался смех. Кто-то опять смеялся над тем, как заплетаются мои ноги или над тем, как сильно я краснею от застенчивости. Одноклассники часто смеялись надо мной, сравнивая с остальными девушками в классе. Я была самой маленькой по росту, и это, казалось бы, мило, а с другой стороны, играть в баскетбол на физкультуре было ужасно неудобно, и сзади вечно кто-то хватал меня под руки, подшучивая. Касаемо девушек, их раздражало то, ко мне было подковано внимание, хотя оно и не было желанным. Вечно слышались сплетни, доходили слухи. Потом я обнаруживала парту разрисованной, лямку портфеля порванной, а в иной раз чуть не садилась на кнопку на стуле…
Потому Моника Кроу каждый раз приходила домой и рыдала взахлёб, выговариваясь только подушке. Не было больше сил терпеть это все.
– Никогда бы не назвал твои волосы ничтожеством, – так говорил отец каждый раз, когда видел меня расстроенной. – Они точь-в-точь как у твоей мамы, и обеим очень идут к лицу. И не заплетаются у тебя ноги, ты придумываешь.
– Не сравнивай меня с мамой.
– Она не плохая. По крайней мере, была не такой плохой раньше. Не смотри так на меня, солнышко. Я ничего не могу поделать со старой наркоманкой. Ты у меня чудесная.
– Не такая уж она сейчас и старая, раз ты старше ее на полгода. Ей сейчас около тридцати семи, вообще-то.
Я знала, что мы с мамой были похожи внешне, но это не приносило мне счастья. Я знала, папа не был поставлен в известие о том, где я с мамой, когда я была