– Галина Сергеевна, – обратилась к учительнице Римма Марковна, – это ваша новенькая, Макарова. Где ей можно сесть?
– За последнюю парту у окна.
Саша села за последнюю ни кем не занятую парту. Во время всего урока ученики беспрестанно оглядывались на неё, рассматривали, что-то шёпотом обсуждали и хихикали, Саша вспыхивала, краснела, замирала и сжималась. На перемене ребята тут же обступили Сашу и забросали вопросами:
– А твой отец, правда, генерал?
– А у вас дома бассейн есть?
– А вы золотыми ложками едите?
Саша, парализованная таким вниманием и странными вопросами, молчала.
– Ты что – немая?
– А может у неё с головой не в порядке?
Группа учеников вдруг расступилась, и вперёд вышла красивая девочка с золотыми серёжками в ушах и очень серьёзно представилась:
– Я староста класса – Инна Григорьева.
Это была дочь Григорьева Михаила Сергеевича. Она изучающе и высокомерно осмотрела с ног до головы жалкую и нелепую Сашу, хмыкнула, с удовлетворением поняв, что на первенство в классе генеральская дочь претендовать не будет, и спросила:
– Ой, откуда такое модное платье? Дашь поносить?
Все дружно засмеялись, кто придурковато, кто льстиво-угодливо, кто злорадно от сладкой возможности покуражиться над новенькой и развлечься. Инна, сохраняя серьёзность, продолжила:
– Мы спектакль сейчас ставим, нам не хватает одного человека. На роль Бабы-Яги. Ты подойдешь.
Инна, не обращая внимания на новый взрыв смеха, головой кивнула на Сашину парту:
– А вообще сюда нельзя садиться.
– Почему? – тихо, почти шепотом спросила затравленная Саша, спросила, чтобы хоть что-то сказать, потому что молчать ей уже казалось неудобным.
– Смотри-ка, она разговаривать умеет, – съехидничал один из мальчишек, Степан Прохоров, мальчик настолько не уверенный в себе, что добровольно взял на себя роль королевского шута при королеве класса и таким образом примазался к элите.
– Здесь может только Родион Костенко сидеть, – пояснила Инна. – Позор нашего класса. Его сегодня не будет, он болеет. Но ему объявлен бойкот. И если ты с ним будешь разговаривать, то и тебе бойкот объявим. Ясненько?
Саша, уже внутренне дрожа, моргая глазами, опуская низко голову и еле сдерживаясь от слёз, с нетерпением ждала окончания перемены, когда появится взрослый и прекратит эту травлю. Наконец, раздался