Да, папы уезжают иногда –
чтобы понять,
как дороги им дети.
Ритмы
Глаз не радует простор,
серый, заунывный.
Вечер ливни распростёр.
Над степями – ливни.
На оконное стекло
призраки осели.
Поезд давит на крыло
серой карусели.
Ощутимый ровен пульс.
Ровное дыханье.
И усну я и проснусь
в ровном колыханье…
Возвращение с юга
Ненастье и степи. Хотя б мелколесье!
Хотя бы хилое, на ржавых кочках…
Подо мною жалуются, стонут рельсы –
и вечер весь, и в бессонницу ночи.
А утром – солнце. И нет степей.
Покатые рыжие крыши.
И ветер на этих широтах теплей.
Хоть к северу, в общем-то, ближе.
И речка. И мост, задыхаясь, гудит..
И, словно из детства записка –
Малыш. И подлещиков низка.
И дрогнуло вдруг,
и забилось в груди
прозрачным осколочком:
«Близко!»
«Я бродить по траве и листве не отвык…»
Я бродить по траве и листве не отвык.
И пока не потерян настрой –
разуметь голубой и зелёный язык
и вдыхать шампиньонный настой.
Где доверчивость звука, движенья, мазка,
где игра и любовь – не таясь,
там немыслима скука и странна тоска,
страх не помнится небытия.
И не хлынет однажды отчаянья муть
и естественно
где-то в пути
не проститься, не выпасть,
а словно уснуть,
в эти стебли и в цвет
перейти…
Первый снег
Не обходя своим вниманьем
ни крыш, ни скверов, ни дорог,
он откровеньем,
обещаньем,
доверьем лёг
у ваших ног.
И вы, на искренность настроясь.,
лицом и мыслью прояснев,
спокойны, если ваша совесть
чиста,
как этот первый снег.
«Снег качается на стропах…»
Снег качается на стропах.
Снег кончается
на тропах.
На лыжне.
На спицах просек.
На пеньках. На лапах сосен.
Свил гнездо, прилежен, мирен,
в мирном море, в белом мире.
В светлом конусе окошка
низколобенькой сторожки –
бьются белые войска,
вьются пчёлы у летка.
…Зажигает звёзды вечер.
В небесах молочный след.
На душе улёгся ветер.
Мягкий снег.
Ровный свет.
«И вот запахло тополями…»
И вот запахло тополями…
А прежде медлила земля.
А прежде сомневалась что-то,
апрель меняла на октябрь,
о чём-то сожалела слёзно,
рядилась в скучные тона.
И вдруг – запахло тополями.
Но прежде – долгий майский