– Прости меня; пожалуйста, прости. Я гладил ее по волосам и не смел притронуться к ее голым плечам и груди. Она плакала, уткнувшись в мои ноги, и все повторяла:
– Прости меня! Прости меня!
Мы больше не виделись.
И вот сейчас у меня на руках спит безумная Танька. Она или не она? Танюша? Сумасшедшая? Ведьма? Я не знал.
Константиновна указала мне, куда следует идти, предупредив, что путь не близок: Танька жила на окраине. Я медленно шел через весь город, осторожно неся Таньку на руках. Мы почти дошли, когда я понял, что Танька не спит и наблюдает за мной сквозь полуприкрытые веки. Я опустил ее на землю, и она совершенно спокойно, не кривляясь, пошла рядом со мной. Мы молча приблизились к полуразвалившейся, кем-то давно брошенной избе, где теперь жила Танька.
Во дворе был небольшой навес, под которым стояли врытые в землю стол и скамья. На столе я с уже сом увидел спящего ребенка лет пяти. Танька указала мне на скамью. Я присел. Через минуту сумасшедшая вышла из избы, держа в руках тарелку. Он поставила тарелку на стол рядом с ребенком; на тарелке лежали две вилки и тонкая длинная котлете
– Ешь, – сказала Танька, разделив котлету в две части и придвигая ко мне половину.
– Я не хочу.
– Как не хочешь? А за чем же ты пришел?
– За велосипедом.
– Ха-ха-ха! – расхохоталась Танька и стала бегать глазами. – Это ведь и есть твой велосипед! Кушай! Выкуси! – И она вновь захохотала, проткнула вилкой свою половину котлеты и сжевала ее.
Что мне оставалось делать? Я тоже взял вилку и, нацепив на нее котлету, осторожно откусил кусочек Котлета неожиданно оказалась вкусна. Когда я съел ее, я вдруг понял, я совершенно безошибочно знал: то, что я прожевал, было моим велосипедом, вернее его половиной, а еще точнее, задним колесом и седлом. Велосипед был во мне и смешался со мной. Танюша следила за моей трапезой, медленно поводя глазами. Когда я кончил, она тихо сказала:
– Ступай.
Я не двигался.
– Уходи же! – прикрикнула она.
Я пошел, потом обернулся. Танюша улеглась на стол рядом с ребенком, и они лежали в обнимку. Татьяна повернулась ко мне спиной, а проснувшийся ребенок смотрел на меня маленькими, но выразительными черными глазами, и взгляд его был не по-детски пристальным.
Отойдя на несколько метров от дома, я столкнулся с знакомым мальчишкой, который сказал мне:
– Ныколаич, тебя Константиновна кличет.
– А где она?
– Да вон за домом.
Я повернулся в указанном направлении и увидел свою хозяйку. Она делала мне какие-то знаки, и я подошел к ней.
– Ныколаич, – сказала она, – тут твой велосипед.
– Велосипеда больше нет, – ответил я, чувствуя, что могу передразнить себя, как Танька, добавив еще одну рифму к слову велосипед: велосипед-конфет-котлет-нет!
– Да что ты говоришь! Так вот же он! — настаивала Константиновна.
Велосипед стоял прислоненный к стене дома.
Я нагнулся