– В Хейлс, куда же еще… Двор замка рассыпается на глазах – все службы, все начинания прахом.
– Само собой, два года простоял без хозяина. Дому пригляд нужен.
– Что-то оно все не рассыпалось, пока я жил на севере, входя в возраст, – хмыкнул Патрик. – А тогда я куда дольше отсутствовал…
– Сравнил тоже. И время не то, и тогда графиня Маргарет была жива, а дядья были моложе – по ним и шапка. А после того, как ты сам побыл хозяином, люди и глядят на тебя.
– Все так, конечно… Виделся я сегодня с твоим меньшим братом…
– С регентом, что ли, дай Бог ему…? – понимающе переспросил Джон, усмешка его успешно пряталась в бороде, голос гудел приглушенно, словно церковный колокол, обернутый в суконное покрывало.
– С ним.
– И как оно?
– По-моему, никак. Стану искать других Гамильтонов в подмогу. Приор Пейсли, говорят, прибывает на днях с той стороны Канала?
– Я слыхал. Но ты учти, что Джон Гамильтон Пейсли мне не в единоутробных, это у них с Финнартом общая мать была.
– Мне, Джон, ваши матери без интереса, общие они или нет. Ты разбейся, а узнай мне у Пейсли, за кого он впряжется в нашей войне.
– Что ж, война будет все-таки?
– Джон, всё, как я люблю – без ее объявления…
До Болтона от Клидсдейла было рукой подать, но именно потому Босуэлл и не поехал, смутно подозревая, что строптивый дядя того и ждет – явки с повинной головой. Ну, это не про Белокурого, когда-нибудь старика отпустит от боли, тогда и поговорим… Дважды он вызывал Болтона к себе в Крайтон – дважды шериф Хаддингтона не покорился своему графу. В Хейлсе, в комнатенке под самой крышей башни Горлэя, в смраде и шорохе голубятни, при скудном свете свечи шуршал пером верный брауни, хобгоблин Синяя Шапка, неизменный счетовод графа по Долине, а нынче – и по всем прочим угодьям, Джибберт Ноблс – шуршал, писал, подводил итоговую черту, обтирал перо мягкой тряпочкой, торопясь, затачивал его вновь и макал в чернильницу. Губы его беззвучно повторяли цифры и названия мест, искалеченные пальцы любовно выводили острые, четкие буквы… И брауни вскочил на свои скрюченные приступами подагры ноги, когда дверь отворилась, впуская хозяина. С минуту Босуэлл молча, мрачнея, пролистывал расходные книги замка. По первому приезду, по осени, до того, как на зиму осел в Хермитейдже, ему показалось, что хозяйство не столь обнищало… Что ж, Агнесс имела право на упреки в его сторону: в Крайтоне дела шли Божьей милостью и ее личными деньгами от Морэма, а здесь два года клерки короля выжимали все, что можно, из его земель, обескровливая людей, и теперь, по правде, с вилланов брать было нечего. Человек не отдаст куска хлеба, отложенного для больного ребенка, своему лэрду, а если будет обобран силой, возьмется за вилы и топор. Босуэлл ранее не доводил своих до крайности, не станет и теперь, когда верные люди дороже золота. В любом случае, следовало дотянуть до Дня середины