– Вы недобры к моему кузену, Ваше величество.
Мария де Гиз подняла взгляд от вышивания напрестольного покрова в церковь Архангела Михаила, чей вычурный шпиль виднелся в окно покоев – ее пальцы работали точно и споро, пока душа блуждала в воспоминаниях, пока королева размышляла.
– Вот как, граф? К которому? И почему вы так решили?
– Я полагал, что граф Босуэлл… – леди Флеминг на другом конце комнаты встрепенулась, прислушиваясь, наблюдая за лицом королевы, – мог бы встретить и более теплый прием здесь, в Линлитгоу. Он так спешил предложить вам свою верность…
На слове «верность» со стороны леди Флеминг донеслось насмешливое восклицание, однако добрая дама воздержалась от вмешательства в разговор.
– Верность – самое ценное, что требуется мне и моей дочери теперь от наших лордов, – согласилась королева, – и то, чему я более всего обрадовалась бы от графа Босуэлла…. если бы имела основания верить в искренность его намерений служить нам. Покамест, Хантли, признаюсь честно, я не знаю, как принимать вашего кузена при дворе, не нарушая правил приличия и доводов здравого смысла. Его вольномыслие, его дерзость и непокорство, так огорчавшие моего покойного супруга, его слава неисправимого распутника…
– Что ж, проказы юности, Ваше величество… с тех пор он смирил свой нрав.
Королева быстро улыбнулась:
– А обвинение в государственной измене тоже отнесем к проказам юности, добрый друг мой?
– Кого только не пятнало подобное обвинение, госпожа моя, во времена оны!
– Но и мало кому оно подходило с большим основанием, чем вашему кузену, мой друг, – веско отвечала королева.
Если бы можно было защититься от себя самой этими словами – она защитилась бы безусловно. Хантли отступил и умолк.
Прибыв в Линлитгоу и посетив дворец, Белокурый в дальнейшем повел себя как нельзя более осмотрительно. Он не досаждал королеве своим вниманием. Выбрал дом в городе, не в самом благородном месте, к слову сказать, и образовал там себе берлогу, а во дворце показывался не чаще, чем раз-другой в неделю. Без собеседников Патрик не скучал – Хантли наезжал пьянствовать к нему почти ежедневно, привозил с собой Ситона, Аргайла и последние сплетни. Так, после своего приветственного визита Босуэлл вернулся во дворец только к воскресной мессе. Королева, уже успевшая перевести дух с первой встречи, прождавшая его дня три, затем уверившаяся, что граф, представившись ей после изгнания, вероятно, вернулся к себе на границу, по дороге в церковь принимая поклоны вельмож, вдруг среди прочих вновь увидела его – коленопреклоненного по-прежнему, а после, поднимаясь с колен, он выслал ей