– Джорджи, а ты-то достаточно пьян, чтобы говорить искренно?
– С тобой, ты же знаешь, я искренен всегда.
– Тогда выпей еще, – Патрик сделал знак Хэмишу МакГиллану, – и скажи, что можешь сказать, про Аррана.
Хантли поразмыслил.
– Он хочет нравиться всем – вот что самое скверное. В мужчине, который желает нравиться всем, есть что-то от женщины, с ним невозможно вести дело.
– На чем его можно зацепить, Джорджи? Что он любит? Я не могу ждать долго, мне нужен верный крючок…
– Это ты у меня спрашиваешь? – возмутился Хантли.
– А кого мне об этом спрашивать? Себя? Меня мутило от одних только тиков на его нервной физиономии – во времена при Джеймсе. Мне не с руки было приглядываться, тем более, водить дружбу с ним.
Джордж поразмыслил:
– Он любит деньги. Но не то, что у тебя – даже у меня нет такой суммы, которая его бы соблазнила теперь, когда он стал регентом. И он боится эти деньги утратить. Деньги и возвышение Гамильтонов – вот все, что его интересует.
– То есть, трон. Я тебя понял. Задача не из простых.
– На простую задачу, – сказал Джордж с обидой, – мы бы тебя и не привлекли.
В молчании Босуэлл пропустил одну чарку, затем другую, затем знаком велел МакГиллану подбросить в камин пригоршню сухих иголок розмарина – запах свинарника, устроенного благородными лордами, головы ему никак ее прояснял.
Потом сказал:
– Положим, некоторая идея есть… однако ее следует хорошо обдумать. С Ангусом… на чем они сговорились, Джордж?
– Доходы аббатства Мелроуз, кроме всего-то прежнего. Если помнишь, это фамильная усыпальница Дугласов.
– Помню. Арран раздевается до исподнего, возвращая прежним изгнанникам их вотчины, да еще и приплачивает, чтоб не сердились. Немудрено, что он был так счастлив видеть меня.
– Раздевается – не раздевается… ты плохо знаешь Аррана. С каждого возвращенного куска земли он берет мзду, Мелроуз стоил Ангусу тысячу фунтов ежегодно – обратно в кошель регента.
– Не в казну королевства.
– Ясное дело! При том, что Джеймс Гамильтон причащается от казны так, словно Судный день никогда не наступит… словно он сам будет регентом – и будет жить – вечно.
– А что ты скажешь о Битоне? И о том, почему его упекли?
– Битон? Битон все еще таков, каким ты его помнишь, а я предпочел бы забыть, если бы Господь по милосердию своему послал Шотландии более приятного примаса… Высокомерный, заносчивый, бесцеремонный стяжатель. Но редкостно умный стервец.
– Он в самом деле подделал завещание покойного Джеймса?
– Не знаю… он мог, но… Кроме всего прочего,