Зверя размером с наш дом я вообразить не могла. Сашка наверно тоже. Задрав голову, он посмотрел на потолок:
– Как же такой в цирке поместится?
Я пожала плечами и стала есть свой огурец. И сквозь хруст в ушах услыхала странный звук за спиной, упиравшейся в теплые шершавые доски. За ними была запертая сто лет назад комната, заваленная рухлядью: сломанными стульями, истлевшими газетами и тряпьем. Я перестала жевать и уставилась на Сашку:
– Слышишь?
В заколоченной комнате кто-то был.
Сашка встал на приступок и прильнул глазом к щели в рассохшихся досках.
– Ну? – отчего-то шепотом нетерпеливо спросила я, – чего там?
– Свистит, – сказал он. – И корябает будто.
Я прижалась ухом к стенке. Кто-то скребся за ней, словно когти точил. И сипло посвистывал.
– Прячется… – шепнул Сашка.
Я оттеснила его от щелки, и заглянула сама. Никого. Таинственно громоздятся в сумерках брошенные вещи. Тихо. И вдруг слабый свист, а потом настойчивое царапанье где-то в углу.
– А вдруг там вор? – горячий Сашкин шепот дунул мне прямо в ухо. – Дырку проковыряет, и сюда вылезет.
– А свистит он зачем? Чтоб не скучно было?
– Может, это не он, – неуверенно возразил Сашка. – Может, их двое, и этот, который свистит – на шухере.
– Нет, – послушав еще, сказала я. – не человек это.
– А кто ж?
– Не знаю. Но это не живое…
– Мертвяк, думаешь? – Сашка поежился, но не испугался. – Да ну тебя! Залез кто-нибудь и все.
Я молча поджала губы: ладно, мол, думай, что хочешь. Но он уже завелся:
– Живое! Спорим?
– Спорим, – согласилась я, и сунула в рот остаток огурца.
Он решительно подергал старые рыхлые доски и выбрал ту, что потоньше:
– Вот эту давай.
Вдвоем мы ухватились за верхний край, и рванули на себя. Доска не поддалась. Тогда мы покрепче уперлись коленками, навалились дружно и дернули еще разок. Под животом у меня что-то хрустнуло и… стало ясно, что Сашка проспорил.
Мрачная комната, открывшаяся в проломе – одну доску мы выдрали, другая сломалась – была пуста, если не считать разного хлама. Серые от грязи, давно потерявшие цвет обои, висели клочьями. В дальнем углу сверху отклеился порядочный их пласт вместе с приставшей к нему дранкой. Завернувшийся край шевелился от сквозняка, и шоркал по стенке, производя тот самый загадочный звук, да свистел в треснувшем оконном стекле ветер.
– Ну, кто был прав? – с торжеством сказала я.
– Ой, чего мы натворили… – протянул Сашка.
Оглядев учиненную поруху, я чуть не заревела с досады: возьмут меня теперь в цирк, как же! Скажут: «А кто обещал хорошо себя вести?»
Тут в квартире Мироновых хлопнула дверь.
– На меня все вали, поняла, – успел предупредить Сашка прежде, чем на нас налетела тетя Маруся.
Про воров и мертвяков она