А разрушенная голова его пьёт отголоски
Закатной страны, что усыпана холодом
Замогильного уклада; заложный воспитанник
Прогоревшей звезды – как чутко он спит
В глубине перекрёстка, он – впервые узнавший
Самого себя. Иной раз, когда исконные снега
Растапливают кромку темноты, и минута затмения
Орошает меркуриальным светом его покинутые
Покои, он выныривает из окоёма сновидений,
Где заледенелый ручей, соскальзывая с горы,
Роняет хрустальную каплю на его впалую грудь.
В ночь
Тенями поздними резвятся свечи,
Посеребрённый серп крестьянин точит,
И чтобы побыстрее умер вечер,
Грезёр бросается в объятья ночи.
Округлый пруд искрится звёздной пудрой,
Ослепший сторож протирает очи,
И чтобы раньше распустилось утро,
Грезёр бросается в объятья ночи.
Застыв на циферблатной круговерти,
Минуты жизни кажутся короче,
И чтобы пережить объятья смерти,
Грезёр бросается в пучину ночи.
Вербы
Закатное да перламутровое лето!
Голубоглазые цветы звенят в камнях,
Приходит в запустение коморка дня,
И вечер синей поступью приходит следом.
В своих рядах предчувствуют былинку травы,
Снуёт сукно тропы, похожее на дым,
И выскочив из липких ножен темноты,
Кузнечик разрезает тишину дубравы.
Дыхание могилы гладь пруда колышет,
Туман хвостами разгоняют черныши,
Сырыми спичками теснятся камыши,
Чей шёпот чёрен и сокрыт, что норка мыши.
Резвится в поле серп – звезды попутчик верный,
В лесную скорбь сникает белизна следов,
Отсвечивая холоднее всех снегов,
И острыми слезами взор терзают вербы.
Раннеосенняя песня
Как тихо отразилась в окнах синева,
И как легко оставили усадьбу слуги!
Прохладный ветерок разносит злые слухи,
Душисто высится над хлевом сеновал,
Где тихой сапою умерший зимовал,
Нутром предчувствуя мгновение разлуки.
Осенняя пора особо хороша,
Покуда вечер увяданья – лишь набросок,
Украшены серьгами парики берёзок,
Готовые опасть в порыве куража,
Степенность погребов пророчит урожай,
И мглу поляны хлещет золотая розга.
Отрада для души: небесная жена
Танцует в винограде, и потом он бродит,
По перекрестию дорог пришелец бродит,
И шаг его сопровождает тишина,
А над прудом звезда, что света лишена,
Покинуто висит самой себя напротив.
Чуть только вечер – пасть невидимой руки
Крадётся через рёбра, терпко сердце гложет,
Рябина истекает кровью или, может,
Пунцовыми слезами,