В ладонях ладан.
С тех пор как завтрашнее солнце стало слепо,
Скворец тоскливо выпевает тишину,
И ветерок несёт небесную жену
К порогу склепа.
Накануне
Святой канунностью пропитан воздух,
И сердце откликается на стук,
Оставил стадо сгорбленный пастух,
И в ночь идёт, в траве скрывая поступь.
Восточная звезда в пещере тонет,
Ночные птицы обнажают свой полёт,
Склонилась мать над колыбелью, и поёт
Псалом о прохудившейся ладони.
Бездомный силуэт в окне пылится,
Своим челом предчувствуя разлом,
И всклоченности чёрных снов назло
Из глаза вытекает небылица,
Быть может, переламывая череп.
И будто бы парное молоко,
Плывёт глубинозрячесть облаков,
Высвечивая мертвеца в пещере.
После заката
Челом умершим стынет камень мостовой,
И на луне висит капкан дремоты,
Сова заладила свои три ноты,
Что женщины уносят в волосах домой.
В подвале хриплой скрипкой льётся разговор,
Уныньем оседая в детской ране,
Темно; и в запертой оконной раме
Находит свой портрет ослепший в небо вор.
По крышам ползает гуденье кабаков,
Когда пьянчуги жизнь свою горланят,
Позднее пальцы ищут звон в кармане,
И шебутные голоса хулят богов.
За город катится хрустящая тропа,
И псов закручивает шабаш нюха,
В низине у ручья танцует шлюха,
И под ногами у неё горит трава.
Вечерняя деревня
В пустые погреба спустился вечер,
И ветерок расчёсывает прядь волос,
Уже не гнутся коромыслом плечи,
Сверчит погост, пока покоится покос.
Закат зеркалится зловонием болот,
В кусте терновом у подножья склона
Цветёт наполненное светом лоно,
И в виноградных лицах чахнет чёрный плод.
В висок впивается засохшая волна,
Неясным голосом сочится темя,
И напевая песню отчужденья,
Сновидец медленно спускается с холма.
Крестьяне золото похитили живьём;
В канунных деревеньках знает каждый,
Что между половицами гниёт жнивьё,
А в душном поле, мучаясь от жажды,
Мертвец, уже посеянный однажды,
Во лбу вынашивает новое жильё.
В память о давно позабытом
Кода ты нырнул в душный погреб,
На твоём затылке
Проявились отпечатки чьих-то глаз,
А сорока
Принесла на хвосте погребальную песню.
Стало быть, канун смерти;
Стало быть, восковое око
Гуляет по узору звёздного ковра,
Червивостью своего взора
Освящая неприкаянное.
О,