Окно черно; и отголоски колыбельной
Распылены кустами в поле, а в глуши —
В устах усталой отхрусталенной души —
Скрипят навзрыд протёртые слезами бельма.
Замыленный зрачок в себе зарницу держит,
Слепыми бликами журчит калейдоскоп,
Наполненный водой, смурным лицом, тоской,
Луною, звёздами и заново умершим.
Кукушкины слёзки
Лиловой желтизной отравленное небо
Разлило в реку свой малиновый сироп,
Немая колыбель поёт весну сирот,
Что крошится в карманы чёрным-чёрным снегом.
Роняет слёзки бесприютная кукушка,
Веретеном кручинится девица-мать,
Под взором смерти преломляется кровать,
И сон-трава кроваво вянет под подушкой.
А нерождённый старец стал совсем упрямый,
Его глаза блуждают в лоне допоздна,
Сновидец нехотя воспрянул ото сна,
И лоб его залит сияньем чёрной ямы.
Интригу-жизнь плетёт могильная оградка,
Плетётся по полю усталая коса,
И расплетается у мачехи коса,
Чтоб позже, раздвоившись, заплестись обратно.
Судьба
1
Мать вынашивала его на рассвете,
В прохладной тени чёрного солнца,
Под пение птиц с девичьими лицами,
За горой, означающей: вечное никогда.
Прозвучала капель, и он, словно подснежник,
Пророс через нетронутую плеву вчерашнего дня;
Как ярко кипела вода, когда его в третий раз
Окунали с головой в хрусталь горного ручья!
В ту пору в его груди расцвела мутная слеза,
Нанизнная на невидимую нить; сквозь неё
Он пытался всмотреться в смерть, но видел
Только неясную чужеродность своего отражения.
Шли годы; всё чаще его заставали спящим
Под сенью орешника, закутанным
В своё одинокое детство; в такие моменты
Лицо его было покрыто зелёной оторопью.
2
Многим позже в душистом поле раздался зной;
Нередко, когда всё вокруг бодрствовало и цвело,
Он, допьяна напившись беззаботных взоров нимф,
Срывался и падал себе на чело зрелым плодом.
Однажды он умывался в знакомом ручье, сложив ладони
Безнадёжной милостыней или неначавшейся молитвой,
И ненароком выловил красную звезду, омыв ею глаза;
Сам он был так же красен снаружи, но внутри него
Стрекотали мёртвые кости и всяческие нечистоты.
Едва лишь веки его иссохли непроницательностью,
Он обнаружил свою прозрачную поступь у стен города,
Затем – в переулке, в коридоре, в бедной коморке.
Его виски налились хрусталём холодного пота,
А сердце его расхохоталось едкой смолью,
Когда капля крови показалась на губах невинной
Шлюхи, что сладостно стонала под его кинжалом.
3
Сколько