«Ты бы как…, как все…, в военкомат и на фронт, или как эти, в логу, в волчьей норе отсиделся бы? Я бы… в военкомат». – Не дожидаясь ответа, рассуждал Ванька. «Попросился бы в танкисты, в танке не так страшно». В кустах, завидя поживу, застрекотали сороки и теперь, гоняясь друг за другом, определяли между собой очередь, пожирания цыплячьих кишок. Над берегом реки, заросшим старыми, кривыми оскарями и густым лозняком, медленно кружил, ловя восходящие потоки воздуха, чёрный ворон и от туда, из бескрайней синевы, из-под белых облаков, раздавалось его громкое, басовито-гортанное, «кру». Чёрные бусинки зорких врановых глаз сразу разглядели причину сорочьего гама, но ворон даже и не снизился, маленький жалкий комок желто – зелёных, цыплячьих, кишок и не одной капли крови, не та добыча, ради которой стоило спускаться с таких высот. Он ещё раз издал своё двойное «кру, кру», и полетел в чернеющие пашней поля, в бескрайнюю жёлтую степь, искать большую кровь и большую поживу.
В этот момент поплавок покачнулся и резко скрылся под водой. Ванька подсёк и стал выуживать рыбину. По согнутой удочке и звенящей лесе было понятно, рыбина не маленькая. Володька подскочил к Ваньке и стал хватать за удильник.
«Отвали, не мешай». – Заорал Ванька. Володька схватился за голову руками, присел на корточки и только шептал покачиваясь:
«Слабину не давай, слабину не давай». Рыба долго сопротивлялась и Ванька не сразу, выволок её на прибрежный песок. Это был окунь, тёмно-зелёный, с чёрными полосками, настоящий горбач, фунта на два,