– Мне в кадр нельзя. У меня рожа нефотогеничная.
– У всех такая.
– У меня хуже. И это мнение специалиста, отягощенного курсом мировой литературы. Поставь Хунту.
– Загоруйко в монитор не влезет.
– Раньше влезал.
– Там у меня другая композиция кадра.
– Фима, хороший режиссер всегда найдет, куда сделать композицию. Ты, конечно, у меня не Бергман…
Зря я так. Но нутро не подвело – после сравнения с Бергманом Ефимик постарался доказать обратное.
Гаплодий утвердил Хунту, оставалось наскоро подогнать под доступный обывателю формат «Компьютерную безопасность» и спать. Спать!
«При изучении языка Бодуэн не замыкался в рамках лингвистики. Напротив, он считал, что языкознание должно опираться на достижения психологии и социологии, что полное исследование языковых фактов невозможно без обращения к данным этнографии, археологии, истории культуры. Все это Бодуэн не просто декларировал, а практически осуществлял в своих работах». Энциклопедический словарь юного филолога, 1984.
Хунта отработал политминутку на пять баллов. Долгие годы на службе у солидола не сумели загасить в нем артистический талант. Однако Гаплодий нашел к чему придраться. Была надежда, что пакуя носки в дорогу, он не сунет нос в эфир, но пострел везде поспел. Сияя как медный грош (написал бы на моем месте классик), он вызвал нас с режем на ковер:
– Почему Загоруйко у вас все время говорит «процессЁр»?
Каюсь, недосмотр. Пожимаю плечами:
– Думаю, он так говорит всегда.
– Думать надо раньше. Чего он в паузах как жвачку жует?
А действительно была у Коли привычка шлепать губами, и говорил он, входя в раж, слегка причмокивая. На общих планах, когда снимали покер, незаметно. На крупном выперло, хотя чмоки Ефимик при монтаже заглушил.
– Наверное, рассинхрон, – отвечаю.
– Это вы у меня рассинхрон! Оба! Режиссер и сценасЁр.
Гаплодий счастливо загоготал, якобы удачно пошутил.
– Чтоб духу Загоруйки больше в эфире не было. Поняли задачу?
– Поняли, не будет.
– Чем дыры затыкать, это ваша проблема. Не найдете чем – у кого-то отпуск накрылся.
– Можем культурой, – нашелся Ефимик.
– У меня ваша культура вот где! – Гаплодий выразительно провел секущим жестом себе по горлу. – Ладно. Учитесь, пока я жив. Все новое хорошо забытое старое. Берите домово… тьфу, Холопеню из архива.
На том Гаплодий с чистым сердцем улетел в Берн читать мой доклад.
Люблю я и люблю безвозмездно в багрец и золото одетые леса, грибные дожди, трель жаворонка и кучевые облака, готовые оросить поля живительным ливнем. Поземки и туманы, проворные ручьи и тихие бобровые заводи, ягоды земляники и горький дым сжигаемых опавших листьев. Склонившиеся в парке над прудами ивы и кованые ограды мостов. Веселых гипсовых пионеров и танцующие фонтаны. Гул трамвая по мостовой и странноприимный ковчег минских кафе, не до конца превращенных