– От чего ж не подвести добрых людей. Коли они добрые, а не какие-нибудь тати11. – Стал вглядываться в лица попутчиков крестьянин. – Я их Благородие как раз туда и везу. Там говорят девицы пропадают, так энто Благородие, – мужик кивнул в сторону тела с осоловелыми глазами, – едет их искать. Мы уже неделю едем. По гостям все, да по старостам живем. Везде угощают-с, а Благородие на энто дело слабое. Отказать не может.
– Кто такие?! – наконец-то поймал в фокус полицейский, попутчиков.
– Да путники мы, в Каменку идем, – ответил ему Рябинин. – А вы, ваше благородие, кем будите? Документики у вас имеются?
– Да как ты смеешь мне не верить? Кто ты такой? – поднял тот «стеклянные» блеклые глаза на Рябинина. – Я становой пристав! – стал рыться в нагрудном кармане полицейский чиновник. – Вот! – ткнул он в бумагу с печатью своим кривым, тонким пальцем.
Рябинин прочитал: «Солово Николай Игнатьевич, становой пристав Полтавской губернии».
– Очень приятно! – улыбнулся вежливой и хитрой улыбкой он. – Разрешите вас препроводить до Каменки, а то такое важное лицо и без охраны. Мало-ли что в дороге случиться может? – явно подшучивал над пьяным приставом Рябинин.
Но тот шутки не понял и на полном серьезе ответил:
– Раз-реша-йю! Я лицо, выс-коко-пс-ставлен-ное, – еле выговорил Солово, заплетающимся языком, – и мне ВСЕ! – выделил он, – должны оказывать уваженье-с и честь, – обвел он высокомерным взглядом окружающих и снова сфокусировал его на Рябинине. – Приса-жи-й-тесь, – икнул он, – указывая Рябинину на место рядом с собой.
Проехав несколько метров, Рябинин как хитрый лис, стал петь приставу дифирамбы:
– Такого высокопоставленного господина вряд ли бы прислали по пустяку в такую глушь. Дело, наверное, особой важности?
– Да, дело пустяк… – махнул Солово рукой. – Ну, пропали девицы на выданье. Обычное дело. Сбежали с женихами, да и делу конец. А я занятой человек, должен ехать за сто верст, чтобы рас-сле-д-вать, – снова икнул он, – это дурацкое дело, – вздохнул он.
– А у вас дела неотложные в городе? – сделал такое серьезное сочувствующее лицо Рябинин, что Антонов еле сдержал себя, чтобы не расхохотаться.
– В воскресенье на ипподроме скачки-с, – шепнул в самое ухо Рябинину, пристав. – Я поставил пять рублей на Комету. Это новая лошадка, резвая…
Не успел договорить он, как был перебит крестьянином:
– Ваше Благородие, кому вы поверили, Фильке? Он же чистой воды мошенник. И лошадь эта, никакая ни Комета, а Белка. Крашенная она. Гриву подстригли, хвост заплели, на ноги белые повязки одели.
– Сгинь! Не с тобой я старый дурак разговариваю, а с человеком, – прикрикнул Солово на извозчика.
– Токмо зря пять рублев потратили, – покачал головой крестьянин.
– Не твоего ума дело! Ты что, еще деньги мои считать будешь? – ткнул кулаком в бок крестьянину пристав. – Твое дело за дорогой смотреть! А что мне делать,