– Нет. Сейчас пожалует.
Владислав Алексеевич искал глазами куда бы сесть и, не найдя ничего лучшего, облокотился на секретер, побрезговав продавленным диванчиком у стены.
– Как у тебя тут, – не закончил он фразы, как появился Василий Ефимыч, запыхавшийся, и в промокшем плаще.
– Господа уже в сборе!? – воскликнул он, отряхивая шляпу, – А я все гадал, опоздаю к началу или нет. Время-то позднее.
– Да уж, – хмыкнул Минх, – ежели господину Салтыкову вздумалось бы сей час стреляться, то это выглядело бы весьма затруднительно. В такую-то темень.
Круковский изобразил на лице некую пародию улыбки на незадавшуюся шутку чиновника и, пройдя к столу, кивнул Михаилу:
– Евграфыч, готов ли?
– Готов, – твердо сказал Салтыков, пряча конверт в ящик стола.
Дядька Платон хлопнул себя по ляжкам и скрылся в кухне, там и закрывшись.
Шутка по поводу «стреляться» была и в самом деле не смешной, потому как могла воплотилась на практике. Каких-то пару часов назад Салтыков уличил в разжигании слухов того самого Минха, став случайным свидетелем омерзительного разговора. Компания чиновников стояла на улице, ожидая извозчика, а сам Михаил только что выходил из канцелярии, собираясь домой. Владислав Алексеевич, смеясь и жестикулируя, говорил приятелям:
– А наш-то, Монрепо1, перевода в Уфу ждет не дождется! Уж кого он там соблазнил, на сей раз, доподлинно не известно, однако дело настолько решенное, что сам Наиглавнейший уже помогает ему собирать чемоданы и крестит в спину!
– А как же он мог соблазнить кого-то в Уфе, когда сам здесь? – недоумевал один из слушателей.
– Мог! – восклицал Минх, – Заочно и письменно! Он ведь и на это мастак! Кто-нибудь читал тот роман, за который его сюда выслали? Нет?
Все присутствующие отрицательно замотали головами:
– Нет, не читали, не было случая.
– Ну-у, Бретонна-то читали наверняка? – не унимался негодяй, – Только не говорите, что нет!
Титулярный советник нагло ухмыльнулся, обводя зевак взглядом дракона-искусителя:
– Тогда с полной уверенностью могу сказать, что тот и другой…
Тут все увидели Салтыкова. Минх, осекшись на полуслове, покраснел и замолк. Михаил подошел к сплетнику и при всех бросил в него перчатку. Перчатка ударилась тому в грудь и, отскочив, шмякнулась в грязную лужу. Минх покрылся стыдливыми пятнами и застыл как вкопанный.
– Стреляться, – не своим голосом произнес Салтыков.
– Изволь, Михал Евграфыч, – тихо ответил тот.
– Сегодня же.
Перчатку, чтобы передать ее обратно Михаилу, никто из чиновников поднимать не стал. Салтыков, тоже. Наверное, она и сейчас там валяется.
– Итак, господа! – объявил Круковский, – Как старший по чину, стреляться я вам запрещаю! И это без возражений.