Отрешенно, будто бы все это происходило не с ним, Михаил поставил на стол предназначенную для Елизаветы Апполоновны маленькую бархатную коробочку, медленно встал, оправляя за полы задравшийся вицмундир и, кивнув в сторону Екатерины Ивановны со словами «позвольте откланяться», понуро побрел прочь.
Внизу он принял из рук камердинера пальто и вышел на улицу. И только здесь чувство несправедливой обиды адским костром обожгло его внутренности, а в горле застрял тошнотворный предательский ком.
Тем временем в гостиной появилась Лиза.
– А где Мишель?! – воскликнула она, увидав сидящую в одиночестве маменьку.
– Только что вышел, – отвечала Екатерина Ивановна, промокая платочком краешек глаза, – У Михаила Евграфовича появилось неотложное дело. Кстати, перестань называть его Мишелем. Он много старше тебя, и это неприлично.
– Жалко, – расстроилась девочка, – А мы как раз сегодня хотели разучить терцию….
– Не переживай, Лизонька. Он еще явится.
– Когда же?
– Завтра, …быть может, – ответила мать.
– А это что? – удивилась Лиза, подойдя к столу.
– Михаил Евграфович оставил.
– Для меня?! – обрадовалась девочка.
– Должно быть, подарок.
Семь дней спустя. Вятка
«Д. Е. Салтыкову
Извини меня, любезный друг и брат, но не могу не поделится с тобою нынешним чрезвычайным происшествием. Знаю что это плохо, всякий раз посвящать тебя в неприглядные стороны моего существования в этом проклятом захолустье, но ничего не могу поделать, так хочется поделиться.
Представь себе, вокруг меня кляузники и предатели, в окружении которых и рта нельзя раскрыть, а тем более что-то предпринять, как тут же возникают о тебе такие нелепейшие сплетни, что лучше и не знать о них вовсе, а тем более бороться с ними, повергая себя тем самым в пучину еще больших небылиц и злоключений….
Сегодня 3-м часу дня вернулся из Слободского (был там по ревизским делам городской управы). Прямиком в правление. Глядь, на столе два письма от известной тебе особы. Бросился спрашивать, кто принес, – никакого ответа. Лишь один регистратор сказал, что письма оставил некий чиновник, проездом из Оренбурга в столицу, что ждал меня с самого утра, да так и не дождался – спешил ехать дальше. Фамилии своей, конечно же, не назвал… И самое возмутительное в том, что конверты были вскрыты! Кто это сделал и зачем, теперь не узнать, но содержание писем стало известно, буквально, всем. Смею утверждать так же, что некоторые эпизоды из них дошли и до губернатора. А учитывая наши натянутые с ним отношения, вряд ли сие обстоятельство добавит авторитета в его предвзятом мнении обо мне. Ведь тем же вечером я узнал еще одну новость о себе самом, причем, от самого Наиглавнейшего: будто бы переводят меня в Уфу на ту же должность – советником губернского правления. С чем он меня и поздравил,