Спустя полтора часа я добираюсь до дома. Совершенно вымотанный, вваливаюсь в крошечную прихожую, с облегчением стаскиваю задубевшие кроссовки, снимаю куртку – из-под нее на пол сыпятся хлопья инея, стягиваю шапку.
– Ты что, бегал все эти четыре часа? – Август встречает меня; стоит, скрестив руки на груди и опершись о косяк, с немалым изумлением наблюдая за моими действиями.
Я киваю, и первым делом направляюсь на кухню, залпом выпиваю стакан воды, потом переодеваюсь в своей комнате. В доме тепло, но меня знобит – так всегда бывает после длительных тренировок на морозе. Я голоден, устал и очень хочу спать. Именно в таком порядке.
– Хочешь есть? Я разогрею. Да и обедать уже пора.
Пока Август накрывает на стол, успеваю умыться, лицо горит, кажется, я обморозил щеки. Смотрюсь в зеркало – так и есть. Мочка уха, в которой блестит ряд из трех простых серег – еще одна местная традиция – тоже обморожена. Я осторожно касаюсь ее – горячая. Холод действует незаметно, и его последствия ты замечаешь позже, когда уже нельзя ничего предпринять. Но я все равно старательно растираю щеки чистым сухим полотенцем, пытаясь восстановить кровообращение.
– Что, обморозился? – Август улыбается, – Ничего, скоро заживет.
Ему это знакомо – он тоже много времени проводит на воздухе.
– Я встретил лошадь. Черную, с длинной гривой. Не знаешь, откуда она тут взялась?
– Да, она тут давненько. Видимо, отбилась от своего табуна, вот и бродит одна по лесам. Совершенно одичала, никого к себе не подпускает. Наши несколько раз пытались ее поймать, чтобы выдворить за пределы заказника, но она не дается. Боюсь, скоро станет кормом для волков, их в этом году развелось немало.
– Жаль.
– Ты что, сумел подойти к ней?
– Да.
– Удивительно, как она вообще позволила тебе подобраться так близко. Домашние животные всегда остро реагировали на Охотников, видимо, чуют хищников. Поэтому-то нас и не подпускают к скоту, особенно к лошадям, – Август усмехнулся.
– Я, кажется, вспомнил те два месяца… Но до конца не уверен, может, мне все это просто привиделось. Или нет? – я закрыл глаза, чтобы сосредоточиться. Но неясные очертания воспоминаний тонули в сумерках, разбегались в стороны, прятались где-то на периферии, не рассмотреть толком. Словно бесплотные тени, которые, как ни старайся, не удержать в руках. Я застонал от отчаяния и сжал голову ладонями, как будто это могло помочь вернуть потерянное.
– Придет время, и ты все вспомнишь. Поверь мне! – Август подошел ко мне и обнял, – Все вернется, сынок, все вернется. Ничто не исчезает бесследно.
Приступ отчаяния, внезапно накрывший меня с головой, прошел так же быстро, как и возник. После плотного