Поздоровавшись с Боем, Эдос нервно потянул за длинные рукава, сделав так, чтобы на виду остались только кончики ногтей. Судя по страдальческой гримасе, он бы с удовольствием провернул тот же трюк с лицом, но воротника свитера явно не хватало, чтобы спрятать в нем голову. Пытаясь ускользнуть от взгляда новичка, Эдос скрючился над тарелкой и заслонился сосиской, насаженной на вилку, но принятых мер не хватило. Эдосовы прыщи, рассыпанные по всему лицу, выпячивались и горели – и чем больше он пытался их скрыть, тем большего внимания они жаждали. Это были не просто прыщи, а целый королевский двор: на носу восседала чета монархов с большими белыми коронами, по щекам вальсировали красные, упитанные вельможи, а на лбу и подбородке обитала мелкая сошка, но в таком количестве, что ни в сказке сказать.
Бой понял, что слишком долго разглядывает Эдоса, и поспешно уставился в тарелку, с удивлением обнаружив в ней творожную запеканку, утопающую в пюре.
– А вы кого хотите вернуть, парни? – небрежно спросил он. – Если не секрет.
К неудовольствию Боя, первым заговорил Эдос.
– Я жутко невезучий, – сказал он. – У меня вся семья погибла, семь человек. Поехали отдыхать в Европу, а там теракт. Какой-то урод подорвался в толпе, одиннадцать человек погибли, из них семь – мои. Мама, папа, двое дедушек и три бабушки, включая двоюродную. Я должен был полететь с ними, но свалился с гриппом. Мама хотела остаться со мной, а папа сказал… – Эдос грустно улыбнулся и перешел на бас: – «Сара, я не могу с тебя, он уже взрослый, отцепи его от юбки». Мама попросила: «Ну может, тогда возьмем Эдю с собой?» А папа ответил: «Да он нас всех заразит, и отпуск коту под хвост!» Лучше бы я действительно их всех заразил.
Неудовольствие, клюнувшее Боя, стыдливо юркнуло в темноту. Он приоткрыл рот и уставился на Эдоса, не в силах сказать ни слова. Семь человек. Вся семья. Это не укладывалось в голове. Эдос тоже смотрел на Боя и легонько кивал: да, да, так бывает. Он больше не прятал лицо и, удивительное дело, Бой перестал замечать его прыщи. Вперед выступили точеные черты, густые брови, вихрь темных волос со штрихами седины (сколько ему: шестнадцать?) и дрожащая струна улыбки.
– А я батю хочу вернуть, – заговорил Зож. – Он ваще-то меня один с малолетства тянул, воспитывал, мать-то с любовником сбежала, я ее и не знал. А потом батя в тюрьму загремел и там умер. Хотя ваще-то ни одного закона не нарушил, даже скорость никогда не превышал. А сел из-за мачехи – взял ее вину на себя. Мошенничество в особо крупном… Сука она. Ненавижу.
Зож говорил спокойно, не повышая голоса, но закончив, вдруг шарахнул кулачищем по столу. Подпрыгнули тарелки-стаканы-вилки, и все, кто был в столовой, повернулись на шум.
Эдос сочувственно вздохнул и похлопал Зожа по руке. Кулак качка медленно разжался.
– Ну-ну, здоровяк. Ненавистью делу не поможешь, – голос Эдоса звучал утешительно, почти по-отечески.
– А