– Тёмушка, ты кем будешь, когда вырастешь?
– Я… я, бабуль, буду тучепрогонителем…
– Солнцем и водой будешь заведовать?
– Да, буду заведовать.
– Слышал, Алёша?
– Слышал, мам.
– А как у тебя самого с работой?
– Пока никак… Семисложное дело своё я ещё не нашёл, но близок к этому.
– Сынок, я ведь переживаю за тебя.
– Понимаю, не переживай… и ну их, эти разговоры крылечные…
Артемий отставил пустой бокал и выглянул из-за стопки блинов.
– Пап, а что значит: до подвига дюжий?
– Ах, дюжий! – Я стал целовать сына.
– Ты колючий, пусти. Ну, пап, пусти!
Мальчик долго бочился, потом спросил:
– Скажешь про дюжий?
– Хорошо. Сколько ты блинов умял? Много? Да, порядочно. Значит, можно сказать, что и ты дюжий. Это, знаешь, всё равно что крепкий, сильный…
– Конечно, я сильный. А то ж какой! Но разве блины мять – подвиг?
– Не совсем. Как бы тебе объяснить? Смотри, подвиг – это поступок… и не для себя, а для других… Такая вот нехитрая явь. Понимаешь?
– Понимаю. Я, пап, неумильных поступков совершать не буду.
Бабушка смотрела на внука так, как смотрят те, у кого любовь в сердце гостит. Лицо у неё было какое-то осиянное.
– А хотите, я вам песенку спою? – взлетел на табуретку Артемий.
– Хотим, – ответила бабушка тихо, с непередаваемой интонацией в голосе.
Внук, как дирижёр, взмахнул руками и затянул:
У родимого батюшки
Да во зелёном садике,
Во зелёном садике,
Да под садовой яблонькой,
Под садовой яблонькой
Да там сидел соловеюшка,
Там сидел соловеюшка,
Он сидел, громко песни пел.
…Плескучая какая-то радость в той песенке была.
Казалось, она входила в самое сердце. Сын же в своей клетчатой рубашке напоминал мне самого себя на одной старой фотографии. Когда-то давно её сделал фотограф на детском утреннике. Так вот, на том снимке у меня левый глаз, как пунцовая астра, цвёл. Это из-за девочки я зацепился тогда с приятелем.
– Малыш, а где ж ты научился петь? – спросила бабушка, подмигнув мне.
– Знаешь, – покачнулся на табуретке внук, – а я на студию хожу…
– Ну надо же! А возраст у тебя не подснежниковый, артист?
– Да, подснежниковый…
– Женя Опоченин, мам, студию для детей открыл, – сказал я. – Вот и Артемия нашего приобщает.
– Женя всё один?
– Нет, не один… Аня Шульгина теперь с ним. Севы уже два года как нет, вот они и сошлись. Месяц назад у них родился Егорка.
– Значит, у них теперь Егор и Глеб?
– Да, два пацана.
– А мы с Глебом вместе на студии поём, вот… И знаешь, знаешь, ба…
Внук сбился, почесал затылок, но потом хитро улыбнулся и затараторил:
Сорок амбаров
Сухих тараканов,
Сорок