– Алёша, ты всё воюешь?
– С чего ты взяла? – произнёс я свистящим шёпотом.
– Твоё лицо стало неестественно бледным, я испугалась… Я всегда боюсь, когда ты так крепко спишь…
В окно осторожно царапался рассвет.
Марина хотела взять халат, но я притянул её к себе.
– Подожди!
– Зачем?
– Ты такая красивая в этом свете.
– Правда?
Я улыбнулся глазами и сказал:
– Надо мною, кроме твоего взгляда, не властно лезвие ни одного ножа…
– Пастернак?
– Нет, Маяковский.
– Ах, теперь Маяковский… – Марина поймала мои губы и жадно поцеловала.
…Некоторое время я ещё чуял аромат жены, видел её золотые предплечья. Потом пошёл в ванную.
Пока побрился, жена с сыном уже совершили нападение на свой завтрак и поджидали меня, обмениваясь планами. Фантазировали долго и наконец решили начать первый день Марининого отпуска с планетария.
«День промыт, как стекло…»
Улицы опожарены таким солнцем, которое бывает только бабьим летом.
Возле библиотеки имени Горького – студенты.
Две светло-жёлтые девицы и чернявый юнец в солнцезащитных очках отделились от своего роя, перелетели через дорогу и очутились в кафе, где мы наслаждались мороженым.
Загудели.
Настроение студентов передалось посетителям, вокруг сделалось шумно, и мы оставили уже не уютное кафе.
Не успели и глазом моргнуть, как Артемий заманил нас в магазин игрушек. Пришлось сдаться на милость победителя, который со знанием дела выбрал самый большой водяной пистолет, а ещё мыльные пузыри, пластилин и свисток. Совершив ритуал расставания с деньгами, мы отправились туда, куда сын всякий раз входил с каким-то благоговением, – в Волгоградский планетарий.
Из-под сумрачных сводов планетария опускалась негромкая музыка.
Это была фа-минорная хоральная прелюдия И.-С. Баха. Я не спутал бы её ни с какой другой, ведь именно она звучала в «Солярисе» Тарковского.
Впрочем, Бах звучал во многих фильмах Андрея Арсеньевича. Я люблю и «Зеркало», и «Ностальгию», и особенно его «Солярис». Может, поэтому сейчас и вспомнилась-вспыхнула фраза из «Соляриса»… Я повторил её вслух, но Марина не расслышала.
– Человеку нужен человек, – повторил я громче.
– Так ты меня любишь? – спросила она.
– Люблю.
– Ты не говорил мне об этом…
– Не было повода.
– Значит, не было? – Марина ущипнула меня, и Артемий, улыбаясь, проделал то же самое.
Мне было хорошо здесь и сейчас, я обнял жену и сказал:
А в небе, лучик серёжкой вдев в ушко,
звезда, как вы, хорошая, –
не звезда, а девушка…
А там, где кончается звёздочки точка,
месяц улыбается и заверчен,
как будто на небе строчка
из Аверченко…
Сын указывал на планеты и давал им