Рукопись Арно Казьяна. Михаил Бибиков

Моисея, закоренелого холостяка, была сенсацией двора, еще бы! Прежде всего – «закоренелый»; потом: никто ведь не видел, чтобы он встречался с нею; потом – он ведь умный парень, а она – простушка…

      И никому поначалу не пришло в голову, что, прежде всего, Моисей привел ее в такой очаг активного туберкулеза, в который даже медсестры опасались заходить, что она, таким образом, не просто рисковала быть зараженной, но, и обречена была на заражение, что, в общем-то, и произошло в недалеком будущем.

      После женитьбы, которая обошлась без свадьбы – денег-то на нее не было, Моисей стал чаще появляться во дворе и мы, детвора, с удивлением увидели: он не такой уж страшный и гордый, каким казался до женитьбы.

      Через год у Доры родился ребенок, который тоже был обречен на болезнь. Девочка. Назвали ее Розой.

      Возможно, меня упрекнут в «каркании»: то Дора обречена, то ее девочка. Но ведь как не смягчай прогнозы, обстановка говорит сама за себя; все: и больные, и здоровые жили в одной комнатке площадью не более восьми квадратных метров, в полуподвале со слизистыми от сырости стенами.

      Когда умерла Киля, думаю, даже сын вздохнул с облегчением – койкой в комнатке стало меньше.

      Вскоре закашляла Дора. Она, как и большинство женщин Горлановского двора, не работала, хозяйничала, следила за Розой, чтобы не заболела и она. Все свободное от домашних дел время она проводила на воздухе, стараясь, чтобы ее девочка заходила домой только для того, чтобы покушать или лечь спать. И это ей удавалось. Роза росла здоровым, упитанным ребенком.

      Шел роковой для нашей страны тридцать седьмой год. Стал роковым он и для Моисея. Его неудержимая страсть к ораторству медленно, но верно повышала его по служебной лестнице. В начале тридцать седьмого он стал начальником, что сильно повысило его в глазах задававших тон общественному мнению двора кумушек.