Профессор слабо, как-то безнадёжно, махнул рукой и вновь уставился в одному ему доступное ничто.
– Ладно, мистер… Ширт… Шарбэ… Шрайбе…
– Щербаков.
– Да-да, простите, Щербаков. Русские фамилии поддаются моему старому языку с трудом… Так вот, я позвал вас, чтобы сказать: они отказались вас номинировать. То есть, я имею ввиду, эту вашу вещь.
– Вот как? – на лице молодого человека не отразилось явного огорчения.
– Да, – мрачно сказал профессор, – за небольшим перевесом голосов, но всё же отказались. Они – комитет, они имеют на это право.
– Я знаю, – мягко кивнул второй.
– Что вы знаете? – спросил профессор раздражённо, – Ничего вы, полагаю, не знаете. Я, к вашему сведению, голосовал за номинацию. Я не такой трус и ханжа, как эти чистоплюи.
– Мне это очень приятно слышать, очень, – сказал молодой человек серьёзно.
– Они обязаны были его пропустить, этот роман, – продолжал старик угрюмо, – нет никаких предписаний или ограничений на авторство. В годы основания Фонда никто и помыслить не мог, что возникнет подобный вопрос об авторстве… Премия есть премия, она присуждается за факт существования произведения. Их решение – дискриминация в чистом виде. В философском смысле – расовый геноцид. Даже если бы этот текст был написан инопланетянами – я бы его пропустил.
– Но они – нет…
– Они – нет, – кивнул старик, – они струсили. Знаете, какой там разразился вчера скандал? Этот Холленфельд, голландец, чуть не разбил нос председателю, до того они разругались; японцы – их было пятеро – вообще вышли из зала, демонстративно. Я, кстати, до сих пор не понимаю, почему. Смешнее всего было наблюдать за вашими соотечественниками…
– Ельцов и Брагинский?
– Да, кажется. Видели бы их рожи – как будто кто-то сказал, что у них в карманах спрятаны бриллианты, а они и не подозревали. Ещё размышляли, болваны, отпираться им или сделать вид, что всё идёт по плану. Ха-ха-ха!
И профессор весело и зло постучал наконечником трости по асфальту.
– Значит, нет, – серьёзно подытожил молодой человек.
– Угу. Конечно, председатель и президиум постарались смягчить формулировки. Дескать, вещь необычная, яркая, требует тщательного изучения и обсуждения… И даже заслуживает – при условии общественного консенсуса – отдельного формата… Тьфу, мне было противно их слушать! Бюрократы…
– А что скажете вы, профессор?
– Дескать, есть отдельные сильные места, есть явные удачи, но в целом нельзя не заметить… – профессор как будто не слышал собеседника, – а с другой стороны, нельзя не подчеркнуть… Мя-мя-мя, мы-мы-мы…
Проходившая мимо женщина с коляской удивлённо оглянулась на желчно кривляющегося старика.
– И в конце концов, председатель замял все прения, назначил голосование, и эти митохондрии, прости господи, отвергли роман. Точную цифру не помню,