Ветвления судьбы Жоржа Коваля. Т. 2. Юрий Александрович Лебедев

целого ряда серьезных мероприятий по обеспечению безопасности, таких, как полицейские расследования, перекрестные допросы и анкеты для проверки благонадежности и всей предыдущей частной и политической деятельности каждого сотрудника <выделено мной – Ю.Л.>. Каждый член коллектива был объектом тщательного наблюдения, продуманного до мельчайших деталей. Любой житель трех “секретных городов” – Окриджа, Хэнфорда и Лос-Аламоса – мог получать и отправлять корреспонденцию только через цензуру. Если какое-нибудь место в письме не нравилось цензору, то он не удовлетворялся обычной процедурой вымарывания нежелательных слов. Он попросту возвращал письмо отправителю для переделки. Телефонные разговоры регулярно подслушивались, а прислуга в местных отелях использовалась в качестве агентов контрразведки. К наиболее значительным специалистам-атомникам приставили личных телохранителей, следовавших за ними повсюду. Кроме того, была организована специальная слежка за теми, кто по политическим или другим соображениям не считался благонадежным. В служебных помещениях и в частных квартирах подозреваемых были установлены замаскированные микрофоны для записи их разговоров. Глава службы безопасности Манхэттенского проекта Джон Лансдэйл после войны обмолвился о том, что применялись и некоторые другие методы, которые даже сегодня остаются нераскрытыми»[278].

      Но незнание деталей только усиливало ощущение опасности жизни в такой атмосфере, где каждая случайная обмолвка, каждая мелкая бытовая привычка, рефлекторно закрепившаяся при жизни в СССР и несовместимая с легендой «нью-йоркского сироты», могли спровоцировать проверку «благонадежности и всей предыдущей частной и политической деятельности».

      Об одном эпизоде, связанном с такой привычкой, рассказал А. Крамиш. Этот «мелкий эпизод» достоин подробного разбора, поскольку показывает, что эвереттические ветвления судьбы происходят буквально на каждом жизненном шаге.

      Вот что припомнил А. Крамиш (в изложении М. Волша) об одном разговоре с Жоржем:

      «Он был заядлым курильщиком. Несмотря на то, что сигареты стоили лишь 10 центов за пачку, он так зажимал сигарету, что курил ее до тех пор, пока она почти полностью не исчезала, и он уже не мог курить ее дальше. Однажды я спросил его, почему он так делает? Он ответил, что он очень бережливый и не хочет тратить много денег. Тогда Крамиш поверил ему. Но позже, вспоминая этот эпизод (настолько необычная манера курения запомнилось Крамишу надолго!), Крамиш отметил: “Это была очень характерная восточноевропейская привычка, о которой я ничего не знал до тех пор, пока сам не побывал в Европе после войны”»[279].

      Вот такая «мелочь» – манера курения. Но для американца она оказывается «маркером» происхождения – не Нью-Йорк, а Восточная Европа! В этом эпизоде Жорж был, как пишут в шпионских детективах, «в полушаге от провала».

      Спасло только то, что Крамиш еще не бывал в Европе, и, конечно, находчивость Жоржа – он выставил свою «бережливость» как следствие сиротского