Сергей Сергеевич не произнёс более ни звука, у него закончился словарный запас. Он вышел из палаты в неизвестном направлении, а Валентина Сергеевна отвернулась к стене и беззвучно зарыдала, причём так тихо и незаметно, что ни одна из соседок не польстилась возможностью ублажить самолюбие собственным превосходством, утешая её слёзы. Они лишь сидели или лежали на кроватях и переглядывались с блаженными улыбочками, не веря своему счастью, сладостно потрясённые тем, что в таком унылом и безнадёжном месте им довелось быть свидетелями столь красочной драмы со всеми элементами «правды жизни»: деньгами и их наследованием, злодеем из зечья, невинной девочкой, которой грозит смертельная опасность, братом, терроризирующим несчастную сестру. Не хватало только большой и чистой любви. Но чего нет, того нет. Впрочем, Валентине Сергеевне влюбиться на смертном одре в какого-нибудь доктора, пусть и немолодого и прекрасного, но заботливого и мужественного, было бы самое время и место. Он бы нашёл новое экспериментальное лекарство, полностью бы её излечил, женился, принял её дочь как родную, и они счастливо прожили бы вместе невообразимое количество лет. Однако сейчас женщину заботило нечто иное: не только то, как выжить самой, но и то, как уберечь дочь. (И если бы не это, то тогда да, здесь бы она нашла свою любовь, и всё произошло бы так, как хотелось тем неотёсанным бабам, и исключительно ради их удовольствия.)
Подруги, которая могла бы взять Валерию на попечение, у неё не было, она соврала. На самом деле, до того момента Валентина Сергеевна и не задумывалась всерьёз, как конкретно устроить судьбу дочери, если что-то случится, ограничиваясь лишь смутными страхами и тяжкими раздумьями о нелёгкой доле милой девочки в этом большом и жестоком мире. Как и многие матери, она придерживалась недопустимо высокого мнения о привлекательности собственного отпрыска, что передалось и ему, поэтому, если Лере и предстояли в будущем тяжёлые испытания, то в основном из-за завышенной самооценки, на фоне крайне скромных физиологических данных как в красоте, так и в уме, в чём дитя чрезвычайно походило на родительницу. Но что же могла сделать Валентина Сергеевна за предстоявшую ей неделю моральной пытки и бесплодных тревог? Первое и главное, женщина должна была найти хоть кого-нибудь, подругу детства, школьного или институтского приятеля, который помнил бы о ней и относился не так, как она к нему, то есть с деревенской спесью дочери мелкого начальничка, желательно того, кому Валентина Сергеевна сделала в жизни что-то хорошее; ей надо было взять телефон и звонить не переставая, расспрашивая и разыскивая, натыкаясь на холодность, непонимание, презрение или сочувствие, но не опуская рук. Однако она этого не сделала. Можно было подумать, что брат действительно сломал её своими угрозами. Кроме того, где бы сейчас Валерия не находилась, дома, у знакомых, приютивших подростка на время,