Подставив ладонь, Гуес оттопырил резинку другой рукой, и, согласно расчету, запеленутый объект упал точь-в-точь в назначенное место, придавив четыре главнейшие линии хиромантии. Обертка тут же стала ненужной и без зазрения совести была выброшена, а содержимое вдруг оказалосось на плахе языка, со смаком разделяясь надвое и соскальзывая в урчащую пропасть. Затем туда же ухнула вторая половина. Скушал залпом! А все-таки он дурак. Надо было есть маленькими кусочками, тщательно разжевывая.
Гуес старался идти не попадая под расплывчатые световые круги фонарей, что хищно нависли призраками. Тротуар, узенький, заледенелый, частично виднелся из-под снега и дважды ответвлялся вправо. Оба поворота одинаково вели к общежитию, только, в отличие от второго, первый не обещал посыпанного песком асфальтового покрытия, зато гарантировал маленькое приключеньице по гаражным дворикам и замысловатым проулкам, в одном из которых некогда Минога утратил несколько зубов. Черные-черные, точно обугленные, деревья недвижно дышали, заиндевели неприглядные оконца деревянных домиков, над которыми высились крыши краеугольных каменных собратьев.
Н-да, на планете много места есть, только мало личного пространства. Быть другим, быть нравственным, добрым, великодушным, гребаным шоколадным зайцем, подсолнухом в слюнявчике здесь невозможно. Невозможно одной каплей белой краски разбавить банку черной, только даром себя погубишь. Невозможно быть человеком, сахарным ангелочком, сопливой неженкой, когда вокруг сплошной мрак и разврат. Эти стены калечут, закаляя, так же, как розги, пытки, как та же смирительная рубашка, как всякая дрянь. Рано или поздно все равно становишься частью этого вирусного безобразия. Это непреодолимая сила. Невозможно.
Что касается голода, то он утих. Но Гуес наверняка представлял, насколько кратковременна его сытость. Стоит ему только вернуться домой, Эллин холодильник сразу раскрутит зеленоватое, как в мультфильмах, лассо аромата и заарканит его, беспомощного, сиротливого… И тут начнется: Эллочка, солнышко, рыбонька золотая, сжалься! А Эллочка устало пожмет плечиками и в ласковом остервенении пошлет порошайку… спать. Еще и колыбельную затянет вдогонку. Н-да, она может, чертовка.
На перекрестке Гуес перешел дорогу и повернул налево, на людную улицу под названием Строительная. У него созрела идея, и оставалось найти того, кто поможет ей осуществится. Вскоре он повернул в заставленные автомобилями дворы, симметрично подчищенные снегоуборочными машинами, мелькнул под нагромождением балконов, миновал снежно-вощатые цветники. Очень плохо, что пуховик у него светлый, – оттеняет другие тряпки и рост. Впрочем,