Голые стены почувствовал я
чувством двенадцатого бытия.
Пустынный очнулся от сна, страшного сна, в котором, не возбудись на груди его тот дивный след, он бы погиб, не проснувшись, а исток бы не сохранился. И пока жив огонь любви в сердцах наших, нам не погибнуть в хороводе трудностей, да хоть упадёт каменный ливень с горного неба – нам не погибнуть.
И вот когда разожглось пламя в его груди, он поднял побледневшее лицо к голубой брони небесных далей и закричал от боли! Но не от боли в погибель, а боли на жизнь! Ибо руны внутри него на костях дали о себе знать. Он кричал и кричал! И крик его, казалось, в мгновение ока долетал до дальних уголков вселенной, назад не вернувшись. Но тут он вдруг замолк и снова упал в траву лицом, открыв в сердце своём проход страху. И вновь борьба началась. Огонь возрастал, пока не выжег страх под треск разрываемой рубахи.
Вырвался наружу свет, а источником неотъемлемо оказался данный Уриилом след, который подожгли письмена предков. След не что иное, как благословение свыше.
Вот открыл глаза, но тут
несколько слепых минут,
слепотой я был сражён —
мне не виден неба склон.
Он ослеп от последствий найти и спасти душу – маленькую девочку. Он ослеп, и слепота эта служила пленом, где пытали плетью, пропитанной морской волной, а после весь измученный, он стоял у окна, крепко схватив стальные прутья решётки. Он смотрел, весь усеянный шрамами, на Небо, на Весну. Источник души был воедино связан с плотью, и рвался он туда, где над лесами-холмами плыли прекрасные облака-журавли. Он думал, как бы положить остатки сил на последний побег без вариантов – жизнь или быстрая смерть. Он размышлял, как после он растает снегом вместе с Весной на родине, где впоследствии впитается в землю, дав благодатную влагу для первой зелени и листве величественных деревьев в просторах бескрайних Руси.
И когда побег был осуществлён, а в глазах слепоту прожгли лучи небесных далей, он с дрожью в теле продолжил путь свой.
Я поднялся, я стряхнул
пыль с одежды – прежний гул
не владел моей душой,
но ещё был слаб, был мой
затуманен взор изрядно —
в голове мелькали пятна.
Побег из плена и пробуждение от того странного сна потратили много жизненной энергии и человеческих сил. Ему придётся дальше медленно двигаться, пока силы не восполнятся в мышцах и сердце.
Дойдя до избы, он понимает только сейчас, что у него следа больше нет, а лишь остались последствия на теле вроде ожога в виде креста ниже солнечного сплетения, что просматривался легко из-под распахнутой рубахи.
К всепоглощающему удивлению, дед, живущий в том жилище, услышав шаги снаружи и голос Пустынного, отозвался. Он был не готов принять незваного гостя и выглядел рассеянным. Но незваный гость ему объявил, что в края его неожиданно нагрянула беда больших масштабов. Мир его утонул во мраке, и звёзды с неба пали в небытие, а лишь чёртова луна оставалась