Леша взрывается:
– Да не мне это, сколько еще повторять!
Я забочусь о нем или ревную к нему свои таблетки?
На него приятно смотреть. Открытое волевое лицо, почти надменное. Четкость и ограниченность линий, и вместе с тем – дерзость во взгляде, в движении губ и сведенных бровях. Его лицо даже слишком симметричное и правильное, как будто вырезанное штихелем.
– Мне вот что странно, – говорю я. – Почему твоя мать не раздобыла таблетки сама?
По поджатым уголкам губ я понимаю, что ему неприятен этот вопрос На мгновенье Леша отворачивается, но тут же, словно себе назло, заглядывает мне прямо в глаза и чеканит:
– Ей не до аптек сейчас. Она в больнице.
– Вот как, – бормочу я. Хочу добавить «извини», но боюсь. Извиняюсь мысленно.
От школы до набережной около получаса ходьбы. Зимой у реки несносно холодно, с залива так и тянет каким-то нездешним морозом. Я не люблю набережную. Но Леша ведет меня именно туда.
Он усаживается на парапет. Я вжимаю голову в плечи; у меня в рюкзаке завалялся шарф, и стоило бы надеть его, но я патологически не люблю шарфы.
Надо сконцентрироваться на чем-то, и я таращусь на Лешину щеку.
– Не болит? У меня есть анальгетик, если что.
– Все нормально. – Он рассматривает меня без интереса. – Кстати, мы так и не представились. Но ты, наверное, знаешь: я Леша.
– Я Костя.
Леша жмет мою ладонь нарочито крепко. Становится больно, но я не морщусь и только опускаю глаза. В младших классах это было своего рода соревнованием: каждый хотел, чтобы его рукопожатие самым жестким, внушало уважение. В итоге мы пытались покалечить друг друга, чтобы выглядеть солидно, как папа, брат, дядя, сосед – не важно. Когда ты мальчишка, тебя с двух лет приучают к рукопожатиям.
Леша ослабляет хватку, и моя рука виснет вдоль тела.
– Ты такой квелый, – вдруг произносит Леша. Его взгляд не выражает ничего; и я даже не могу понять, противен ли я ему. – Мне хочется… Ну, не знаю, встряхнуть тебя очень сильно или ударить. Ты как будто в полусне, это бесит, хочется разбудить тебя как-нибудь.
Он пытается задеть меня или говорит все, что приходит в голову?
– Говорю же, я сегодня выпадаю.
– Тебя ударить?
Мне не смешно.
– Если ты узнал все, что хотел, можешь идти.
А он снова взрывается:
– Давай я сам разберусь, что мне делать! Тем более нужно скоротать время, но одному западло.
– У тебя полно друзей.
– Да заткнись ты. – Он соскакивает с парапета. Когда он злится, сразу начинает напирать. Все они так делают, все пользуются тем, что ты ниже и слабее. – Ненавижу, когда с такой уверенностью говорят о том, о чем понятия не имеют! Я никогда не завожу друзей. И тебе не советую, тем более в нашей школе. Каждый второй у нас – полный