Прекрасное человеческое существо. Мария Прукс

лежала на плече, как ручная змея. Девушка шла по хребту рощи, взбираясь на уступы возвышенности без особых усилий. Идеальные, симметричные стволы вымирающих видов деревьев красовались оперенными кронами, шелест которых насыщал воздух унылой мелодией, а впереди, выделяющиеся на фоне немого небосклона, надвигались шпили поднебесных зданий. В тысячный раз она маялась среди пышной зелени и фруктовых садов, в тысячный раз рассматривала мрамор скульптур и лабиринты образцовых дорожек, их мелкий, просеянный и приглаженный песок с далеких океанских атоллов, в тысячный раз мешала ногами повисшую над парковой площадью дымку испарений, в которой купались высокие фигуры жителей, ищущих послеполуденного отдыха. В тысячный раз парк Печали встречал свою верную посетительницу, девушку в белом. Лиза шла в окружении строгого порядка и неземной красоты, дыша одним воздухом с чужаками, живя с ними внутри этого разрастающегося города-организма, кости которого торчком выпирали из бурого налипшего пласта, источая непередаваемый аромат своей собственной органики, а твердая кожа год за годом наслаивалась, громоздя переходы и тротуары, тоннели и выпуклые шишки конвейерных производств. У городского термитника был свой особый характер, свое особое настроение.

      Лизе надо было как-то расходовать энергию, как-то убивать время, и она расчленяла его медленно, почти безостановочно шагая, вдавливая каблуки в выпуклые бока города. Опущенный взгляд ни на чем не задерживался, а если и цеплялся за то или иное украшение сада, то почти всегда сразу же соскакивал. Ей не с кем было поболтать – ни с кем и не хотелось.

      Парк Печали и его окрестности – вот и вся территория, где ей позволено было гулять. Особо не развернешься, но оголодавшая по жизни Лиза с радостью забирала и эти крохи. Прекрасно ориентируясь по памяти, она преодолевала десятки широких, как поле, ступеней, проложенных между уровнями парка невообразимым узором – тем самым, одобренным комиссией узором, без острых выступов и углов, без скользких поверхностей, на которых можно было бы упасть, без возможных калечащих плоть факторов. Лиза была ограждена от всего плохого – от настоящей жизни в первую очередь.

      Она гуляла, пока не проголодалась. Тогда Лиза покинула парк через центральный вход и пересекла дорожную магистраль по воздушному горбатому переходу. Минуту спустя она уже сидела внутри плохо освещенной кормовой пристройки и ждала своей законной порции. Тарелки вынесла лента конвейера: густой суп, булочка, соевая котлета, сухофрукты, подслащенная вода – все на подносе. Лиза, стараясь не запачкаться, съела обед в одиночестве, сидя у окна, как живая куколка в пыльной витрине.

      Быстрое поглощение еды не приносило особого удовольствия вкусовым рецепторам, а атмосфера столовой вовсе не радовала Лизу. Здесь никогда не пахло вкусной едой, да и от вида самой еды слюнки не текли. Гораздо приятней было обедать дома, но Лизе в папочкино отсутствие не позволено было