Толстой сразу почувствовал, что, в отличие от Лао-цзы, внимание Конфуция направлено не на метафизические, а на нравственные вопросы – в одной из бесед с друзьями писатель заметил: «Я думаю, что китайцы потому так высоконравственны, что в учении Конфуция нет сверхъестественного, не приходилось им в этом (сверхъестественном. – М.С.) разочаровываться» (ЯПЗ, III, 382). Опирался ли Конфуций на метафизику Лао-цзы? Толстой не задавался этим вопросом (во всяком случае, на эту тему не высказывался), но там, где он обсуждает с яснополянскими гостями вопрос о религиозности или безрелигиозности Конфуция, писатель разъясняет (в частности, А. Б. Гольденвейзеру на его вопрос, есть ли Бог в конфуцианстве), что «есть Небо и Разум. Небо – правда, начало всего, в связи с нравственностью» (ЯПЗ, II, 210). В другой беседе, приведенной Маковицким, Толстой говорит, что «понятие Бога у Конфуция есть: называется Небом, Разумом Неба» (ЯПЗ, II, 510). И еще одно высказывание Толстого: «Конфуций Бога не признает, а признает моральный принцип, как Кант» (ЯПЗ, IV, 57). И наконец, такое: «У Конфуция нет личного понятия о Боге, как у евреев. У Конфуция нет понятия о загробной, о вечной жизни, но о Боге-начале есть» (ЯПЗ, IV, 121).
Однако, хотя Толстого, как всегда, интересовала проблема Бога, на эту тему писатель мало что мог найти у Конфуция. Одной из характерных мыслей философа, дающих представление о его отношении к метафизическим проблемам, является такая, привлекшая внимание Толстого: «Конфуций сказал: «когда не знаем, как жить в этой жизни, зачем нам гадать о будущей? Это занавес, который поднялся и опустился при смерти» (ЯПЗ, I, 400). Ясно, что Конфуций не пытался заглянуть за «занавес», из чего писатель сделал вывод: «Лао-цзы был глубже» (ЯПЗ, II, 510). Мысль о глубине философии Лао-цзы Толстой высказал в 1907 году, незадолго до смерти, но эта точка зрения сложилась у него намного раньше: в 1891 году, когда на вопрос петербургского издателя М. М. Ледерле о том, какие писатели и мыслители Запада и Востока оказали на него наибольшее влияние в зрелом возрасте и как он их оценивает, Толстой в числе других философов назвал Лао-цзы (впечатление «огромное») а также Конфуция и Мэн-цзы («очень большое»).
Тем не менее это не помешало Толстому в какой-то момент буквально признаться в любви Конфуцию: «Мне Конфуций ближе, чем домашние: доказательство духовного единства» (ЯПЗ, IV, 20—21). И это не удивительно – судя по всему, они были близки друг другу по самому складу личности: оба уделяли больше внимания земной жизни, человеку, благоустройству его души, порядку в обществе, чем метафизическим проблемам; оба искали истинное знание, которое заключалось в понимании, как жить правильно; оба хотели научить людей относиться к другому как