хохочет строка.
Самое время
разбойного эха.
– Эха –
бормочет строка.
Самое время.
Разбой уже начат.
Ужаса вьется река.
Самое время…
И кто-то в нем зачат
В гуще войны и греха.
Пред страхом распростертый
Теней я слышу строй:
– Вначале выпей мертвой,
Потом возьми живой.
Не бойся и не кайся,
А сразу через край.
Ты в мертвой искупайся,
Живому цену знай,
И с прошлым расставанье
С собою брать не смей,
А мертвое познанье
Живой водой запей.
Осенний сад в процессе увяданья,
И желтый лист все более внизу,
Но вертится надежда в подсознанье,
Нашептывая страстную бузу.
Еще скрываем глупые промашки,
Еще не ценим чьей-то доброты,
Еще жуем порою промокашки,
И топчем запоздалые цветы.
Еще дрова просохшие не колем,
И не приносим к печке на поклон,
И окна не заклеиваем в школе,
Не веря в отопительный сезон.
Звучали
трубные минуты
Пьяня.
И уносило
ветром лютым
Меня.
И свет
неведомых открытий
Алкал,
И устремлялся
тонкой нитью
В астрал.
Незримое
сгущалось тенью
Межи,
И обрывались
откровеньем
Во лжи.
И звезды
обращались в путы
Средь дня.
И уносило
ветром лютым
Меня.
То ль познанья
постигается венец,
То ль тщеславие
свободой ложной манит,
Чрез препоны
понимания сердец
Наша искренность
бессовестно лукавит.
Но ушедшее нам кажется ясней,
Без ужимок оскорбленного подвоха,
Может вправду
мир становится честней
В сантиметрах от решающего вдоха.
Может вправду
знаньем полнится ларец,
И Господь легко мои ошибки правит,
И исполнит обещанье наконец,
И тщеславия мне боле не оставит.
Вам совет да любовь
да зеленые кущи,
Мне лететь в облака,
распрощавшись с Землей,
Почему-то прошедшее
кажется лучше,
Вы, наверное, не согласитесь со мной.
Почему-то давно
все являлось иначе,
Яркий свет,
и вода, и песок, и трава.
Это выглядит странно,
но