Заполнять визы нужно было тоже на печатной машинке. Ошибки, исправления и подтирки в принципе не допускались. За испорченные бланки ругали.
Если что-то случалось – авария, кража, конфликт, – звали консульского сотрудника. Рождение и смерть тоже оформляет консул. Либревиль – еще и морской порт. Значит, консульское обслуживание заходящих судов тоже было на мне. С судами случалось всякое – о них будет отдельный рассказ.
И были еще совгражданки.
Мои совгражданки
В Алжире совгражданок, наверное, было несколько тысяч. Алжирцы тысячами приезжали учиться в советских вузах, и многие уезжали домой с советскими женами. Со всеми вытекающими последствиями для консульского отдела посольства.
На мое счастье, в Габоне за все время моей командировки было только две совгражданки. Одна была замужем за итальянцем, работавшем в Габоне временно по контракту. Милая молодая пара, души друг в друге не чаяли, и никаких проблем с ними не было. Я только удивлялся, что ни она итальянского, ни он русского не знали, и общались между собой на языке-посреднике, то есть на французском. Это им, слава Богу, не мешало. Женаты они были не очень давно, и возможно, с течением времени жена выучила итальянский. Почему-то обычно жены больше склонны учить язык мужа, чем мужья – язык жены.
Вторая совгражданка была замужем за габонцем. Каким-то ветром его занесло учиться в Советский Союз, где ему повезло сочетаться с этой Людмилой законным браком. Она родила мужу троих детей, а к моменту нашего с ней знакомства уже достигла бальзаковского возраста. Внешностью эта дама напоминала скифскую бабу, из тех, которые стоят на курганах, с характерными плоскими лицами. В Союзе она была продавщицей молочного магазина. Габонец, видимо, предпочитал водке молоко – так они и познакомились.
Вернувшись в Габон, ее муж благодаря полученному в Союзе образованию довольно быстро стал продвигаться по карьерной лестнице. Ко времени открытия посольства он уже занимал высокий пост. Соответственно, материальное положение его было прочным, жена ни в чем не нуждалась, дети росли в благополучной семье. Единственно, сыну по настоянию мужа – а ведь вроде знал русский – дали дикое имя Растригин Павлов. Причем объяснить, почему он выбрал такое имя, муж так и не сумел. Людмила время от времени заглядывала ко мне. То паспорт продлить, то какие-то документы для детей оформить. А то и просто по-русски поговорить.
Язык она не забыла. Не часто, но ездила на Родину, гражданство у нее было двойное. Габонские власти по поводу двойного гражданства не беспокоились. Очень многие колоны имели французское и габонское гражданство, и всех это устраивало.
Тем не менее, по семье, оставшейся в Союзе, Людмила скучала. И родилась у нее гениальная, как ей казалось, мысль – выписать в Габон отца родного. Как раз посольство в Либревиле появилось, вот пусть и займется. С этой идеей она явилась ко мне. Я начал осторожно выяснять, где и с кем папа живет, какие