– Потом соберу, не надо, – пробормотал он, разливая чай по кружкам. – Там из стоящего разве что Уэльбек, да и тот под большим вопросом. Конъюнктурненько у него в этот раз получилось. Не верю… Хм, так о чем мы? А, я ж все спросить хотел: ты зачем сюда приехал?
Я замялся. Что я мог ответить?
– Тут перспектив больше, – промямлил я, ненавидя тему разговора и даже свой голос. – Большой город, инфраструктура. Как-то зацепиться…
– Ясно, – мрачно бросил Игорь Петрович. – Ясно. Слушай, вот вы все, что ли, такие? Ужасные дети. Знаешь поговорку про плохого танцора? А про плохого актера? Смени костюм, декорации, пьесу смени – хорошим не станешь. По-прежнему будешь забывать текст и отчаянно переигрывать, чтоб не так бросалось в глаза.
– Ну знаете, – возмутился я. – Вы все-таки не обобщайте. А какие еще есть варианты? Сидеть, где сидишь?
– Да тут не в том дело, что смена декораций ни на что не влияет. Она влияет, в общем-то. Просто уж слишком часто я наблюдаю, когда человек приезжает в город в поисках новой жизни – а сам при этом не меняется. Мол, там не сгодился, авось тут сгожусь. Инфраструктура, мать ее. Уровень жизни. Дороги лучше. Метро. На кой тебе метро, думаю. Разве что рекламки у входа раздавать. Ну, что молчишь?
Я пил чай и глядел в окно. Там чернела ночь и отражалось мое лицо с усталым от беспокойства взглядом. Игорь Петрович, по-интеллигентски смущенный собственным резким красноречием, притих. А потом, почти одновременно, домой вернулись Ира с Женей и Княжна. Она сияла:
– Вы никогда не угадаете, что произошло! Это просто потрясающе. Это изменит нашу жизнь!
– Все-таки едешь в Бонн на выставку?
Княжна с досадой качнула головой:
– Да ну его, этот Бонн. Мне. Подарили. Фондюшницу. Марш за сыром, угловой через пятнадцать минут закрывается.
24 Начнешь опять сначала
Лена просыпается. Лена просыпается в пять утра. Лена просыпается в пять пятнадцать утра и выключает будильник в последний раз.
Она сидит, приходит в себя и ощупывает тонкая царапина на правой лодыжке: вчера порезалась на съемках об угол штатива. Царапина почти не видна.
Лена встает. Лена встает с постели. Лена встает с постели в пять двадцать и смотрит на аквариум: жива ли рыбка. Рыбка жива.
Она шлепает босыми ногами по холодному ламинату, на ходу снимая футболку, и сыплет на воду немного корма.
Лена включает музыку. Лена включает музыку в пять двадцать пять и делает зарядку. Лена слушает Нину Симон этим утром, потому что у Нины черный голос, а у Лены черное настроение.
После зарядки ее ожидает холодный душ, холодное молоко и полезные таблетки. Никакого кофе по утрам: от кофе лицо усталое.
Лена садится на подоконник. Лена садится на подоконник в пять пятьдесят. Лена садится на подоконник в пять пятьдесят пять, запивает таблетки молоком и смотрит на утренний город. Она абсолютно