Вошел человек, лет сорока, модно и чисто одетый, в дорогом костюме, такие шьют в лучших швейных домах Франции, от него исходил приятный запах цветов. В нем не было какой-то крикливой высокомерности и напыщенности, но чувство собственного достоинства присутствовало чрезмерно, и это говорило только об одном – о высоком положении в обществе. Он слегка улыбался, но не от скромности, а от умеренности. Во всем его облике ничего не было лишнего, даже в движениях, он был грациозен и строг одновременно. Его лицо имело бронзовый загар от частых путешествий, и не имело никакого отношения к происхождению, так как он был типичным европейцем со славянскими корнями. Глаза большие и серые, с гусиными лапками вокруг глаз, которые образовывались от частого прищура, доброты в них не было, только холод разума и дьявольский расчет. Лицо узкое, небольшие усики над тонкой губой, и гладко выбритые щеки.
Он не заметно вошел в комнату, предупредив служанку, чтобы та не возвещала о его прибытии. А молодая кудлатая и рыжая служанка поглядывала из щели двери, сверкая глазами, от страха и ненависти. Она его ужасно боялась и поэтому не могла терпеть, он ей напоминал змею скользкую и противную, но не лишенной грации и оттого еще более опасной.
Увидев князя, молодые люди остановились и приняли неестественную позу, словно в кататоническом ступоре, и смотрели на него, затаив дыхание, захлебываясь в волнении и бешенным скачем сердца, так что многие и слышали только внутреннее биение.
Князь оглядывал дикую картину и с пониманием кивал, улыбаясь.
Елена Петровна смотрела на него во все глаза, раскрасневшаяся и с возбуждением дышала.
– Уходите все!
Никто не возражал, без лишних слов вышли в прихожую, оделись и сгинули прочь в кислый и сырой город.
Они стояли так минут десять, смотрели, оберегая молчание, она с жарким трепетом, он с прохладной усмешкой. Не выдержав, она потянулась к столу, где лежал портсигар, и взяла папиросу, закурила и сразу успокоилась. Видя, что у его подопечной страстный угар изжил себя, он с ней заговорил, вежливо и непринужденно, словно не наблюдал всю эту вакханалию и как будто не он разрушил эту реалистическую магию.
– Здравствуйте, Елена Петровна. Вы себя хорошо чувствуйте, вы как-то бледны и нездорово истеричны? – Было не понятно, к чему он клонит, шутил он или издевался, или был серьезен, поэтому Елена Петровна заговорила тоже неопределенно.
– Более чем, – и втянула в себя сигаретный дым, и томно выдохнула его, а за тем неожиданно и очень мягко заговорила:
– А вы, Владимир Сергеевич, меня совсем не балуйте своими посещениями. А вы знаете, как я к вам отношусь… – потом с сомнением добавила, словно решилась. –