– Не правда ли, Елена Петровна? Чтобы что-то создать новое, нужно разрушить старое, отягощающая современные умы, и показать им свет. Тогда они поймут, что значит жить в свете, а не во тьме. Тогда все изменится одномоментно, абсолютно все. И этот треклятый режим не будет мешать демократии! Не правда ли, Елена Петровна? – говорил эмоционально, пытаясь не заикаться, Николай Гаврилович.
Она затуманенным взглядом посмотрела на него, и выдала пару колец дыма изо рта.
– Знаете, Николай Гаврилович, можете быть вы и правы, а может быть и нет, – загадочно проговорила она, пытаясь разогнать вокруг себя туман.
– Как это? Объяснитесь! – с чувством потребовал он.
– Пожалуйста, – не смущаясь, сказала она. – Тьма есть тьма. Тьма не может родить свет, как истинный свет не может родить истинную тьму. Одно не может перетекать в другое, оно может трансформироваться. Помнить зло, порождает горькие плоды, но и свет для многих людей может дать еще более горькие плоды, чем они ели до этого. Не обольщайтесь, Николай Гаврилович, что вы принесете свет, полностью уничтожив монархию, демократия сама не растет, она выращивается как комнатное растение и когда она окрепнет, тогда за ним можно не ухаживать. Это растение само разовьется. Вы знаете, как я ненавижу монархию и церковь, но вы уверенны, что вы дадите актуальную замену для народа…
– Абсолютно! – не унимался Николай Гаврилович.
– Ваша уверенность меня и пугает. А я вот не так уверенна в результате, не выльется ли это еще в более тяжелую тиранию. Народ не знает, что такое просвещение, чем на самом деле является монархия и церковь, а вы им хотите предложить дикие идеи, которые они не понимают. Они обязательно воспримут это в штыки…
– Так что вы предлагаете? – вмешался Николай Александрович, с длинными усами, что придавало ему невозмутимый вид и хладнокровность голосу.
– Надо не разрушать, надо созидать, – вторя его спокойно-спесивому голосу, ответила она. – Надо нанизывать свет так, чтоб глазам было больно. Когда человек увидит всю неприглядность свою, но прежде всего чужую, тогда ужаснется дикости, аморальности, жадности монархии и церкви, когда нынешние мракобесные и бесчеловечные нравы ниспровергнутся и не затопчутся окончательно, что даже мокрого места не останется… Освободив свою душу от этих мерзостей, тогда мы вобьем свои мысли и свои морально-нравственные идеи, гуманные для каждого человека, тогда будет человек доволен, сыт, неприхотлив во всем, чтобы мы ему не сказали, и работать будет, и героем будет, и кем хочешь, будет. Только нужен беспощадный свет, беспощадный гуманизм до тошнотворной сытости, тогда и границы свободы можно расширять прямо до небес.
Елена Петровна глубоко затянулась и потушила сигарету о пепельницу.
Выступил молодой человек с несуразным лицом,