– Нет.
Он все еще не двигается.
– Тогда могу я присесть? Я могу поделиться своим завтраком.
Легким жестом он указывает на приторный, щедро посыпанный пеканом рулет.
– Конечно, – отвечаю я спокойно, почти профессионально скрывая факт, что мое сердце буквально выпрыгивает из груди. – Но от завтрака я откажусь. У меня аллергия на орехи.
– Тогда мне больше достанется, – усмехается он, устраиваясь в кресле напротив.
Он ведет себя так естественно, как будто каждый день подсаживается к незнакомым девушкам в больнице. Я же не могу прекратить вглядываться в его темные, практически черные, глаза.
– Часто бываешь здесь? – иронично спрашивает он, развалившись в своем кресле.
Мне не удается сдержать смешок: теперь он просто следует по списку типичных фраз для знакомства, но все эти клише звучат потрясающе, рождаясь на его губах.
– Частенько, – киваю я. – А ты?
– Здесь варят лучший кофе поблизости, – отвечает он, если, конечно, это можно считать ответом. – Но только давай не будем никому рассказывать. А то они всем разболтают, и очереди станут километровыми.
Я встряхиваю головой, не в силах бороться с улыбкой.
– Хорошо, пусть это останется нашей тайной.
Он пристально смотрит на меня темными блестящими глазами.
– Прекрасно. Я люблю тайны. Они есть у всех.
Я с трудом могу дышать, потому что в нем есть нечто завораживающее. То, как он произносит фразы и как сияют его глаза; то, каким знакомым он кажется, потому что присутствовал в моих грезах, о которых могу знать только я сама.
– А что ты скрываешь? – спрашиваю я, не задумываясь. – Какие у тебя тайны?
Он ухмыляется.
– Не думаю, что ты бы хотела их знать.
Я бы очень хотела.
– Меня зовут Калла, – быстро исправляю я свое невежество.
Он отвечает мне улыбкой.
– Калла – как название траурного цветка?
– Именно, – вздыхаю я. – Я живу в доме, где находится похоронное бюро. Так что видишь: ирония для меня не потеряна.
Сначала он приходит в замешательство, а потом на его лице отражается понимание.
– Значит, ты заметила мою футболку вчера, – делает вывод он, его голос звучит мягко, его рука свисает с потрескавшейся спинки кресла.
Он не обращает никакого внимания на мои слова: я живу в доме с мертвецами. Обычно люди моментально подскакивают, когда узнают об этом, они почему-то сразу делают вывод, что я странная, нездоровая или мрачная. Но не он.
Я быстро киваю.
– Забудь. Просто вспомнилось.
Потому что я запоминаю все, что с ним связано.
Уголок его губ подрагивает, как будто он вот-вот улыбнется. Но лицо остается спокойным.
– Я Адэр Дюбрэй, – говорит он мне, словно удостаивает меня дара или великой чести. –