Он некоторое время молчит, а затем поворачивается ко мне.
– Никогда бы не подумал, что скажу это, но спасибо тебе за то, что не рассказала обо всем маме с папой. Когда я дал почитать тебе тогда. Это просто мой эмоциональный выплеск, Калла. Это ничего не значит.
Его голубые глаза вцепляются в меня, прямо в душу. Потому что мне кажется, что я все-таки должна была им рассказать. И наверное, я бы так и поступила, если бы мама осталась жива. Но я этого не сделала, и с тех пор все было в порядке.
В порядке. Если я слишком глубоко начну размышлять над этим словом, то оно покажется мне правдой.
– Не за что, – отвечаю я с нежностью, стараясь не вспоминать о бреде, который увидела там, о страшных словах и страшных мыслях, высеченных и перечеркнутых, а затем написанных вновь, раз за разом.
Но все это терялось на фоне одной большой проблемы. Одной фразы. Это не были каракули людей с вырванными глазами, лицами и ртами, это были не странные и мрачные стихи, это была всего лишь одна фраза.
Вытащите меня из моих страданий.
Он выводил это снова и снова, испещрив словами две страницы. С тех пор я наблюдала за ним, как ястреб. Сейчас он улыбается мне, вдохновляя на то, чтобы забыть, как будто то был просто выплеск. Теперь он в порядке. Он в порядке. Если бы я вела дневник, то именно эту фразу я писала бы снова и снова, посвятив ей несколько страниц. Возможно, тогда она воплотилась бы в жизнь.
– Слушай, я сегодня собираюсь посетить свою психологическую группу. Хочешь сходить со мной? Если нет, то я могу пойти один.
Это меня настораживает. Обычно он ходит туда всего два раза в неделю. Я что-то пропустила? Ему становится хуже? Он падает вниз? Я с трудом сдерживаю себя, пытаясь говорить как можно спокойнее.
– Снова? Зачем?
Он пожимает плечами, как будто это мелочь, однако его руки продолжают трястись.
– Не знаю. Все меняется. Я стал нервным.
И поэтому он дрожит? Но я предпочитаю не спрашивать. Вместо этого я только киваю, как будто я совсем не напугана.
– Конечно же, я поеду с тобой.
Естественно, ведь я нужна ему.
Час спустя мы проходим через коридор, увешанный мамиными фотографиями, направляемся мимо спальни, полной ее вещей, и едем в город на машине, которую она нам купила. Мы оба намеренно избегаем смотреть в ту сторону, где мама упала с обрыва и разбилась. Нам не нужно вновь это видеть.
Наша мама все еще с нами. Она повсюду. Но в то же время ее нигде нет. Она больше не реальна.
Этого достаточно, чтобы свести с ума самого здравомыслящего человека. Неудивительно, что Финн решил ходить на терапию чаще.
Я подхожу с ним к двери кабинета для групповых занятий, и он исчезает за ней.
Сегодня я беру книгу и иду в кафе, потому что мне нужна чашка кофе. Я уже смирилась с тем, что в дождливую погоду меня клонит в сон, ведь я провела в Астории всю свою жизнь. Но в то же время знание о кофеине как об универсальном средстве от всех бед было для меня чем-то вроде аксиомы.
Я беру чашку, откидываю голову