На выходе из комнаты психотерапевта я наклоняюсь и делаю глоток из фонтанчика с питьевой водой. Несколько капель ледяной воды стекают вниз по моему горлу, и голоса незамедлительно реагируют.
Разорви на части.
Я ловлю свою руку, когда она уже находится на моем горле, только тогда до меня доходит, что собираюсь сделать. В замешательстве я заставляю свою руку вернуться назад.
Я не буду ранить себя.
Господи.
Я должен сохранять адекватность.
Быстрее. Я нахожу Каллу, уютно пристроившуюся на своей излюбленной скамейке, она уставилась куда-то вдаль. За двенадцать широких шагов я преодолеваю расстояние между нами.
– Калла, мы идем?
Она смотрит на меня, как будто мы не знакомы, но потом осознание отражается на ее лице, она улыбается.
– Ты в порядке? – голос Каллы обволакивает меня, словно одеяло.
Она помогает мне сохранять равновесие.
Так было всегда. Возможно, даже в материнской утробе.
Не говори ей Не говори ей Не говори ей.
Я отвечаю ей своей привычной широкой улыбкой.
– Perfectus[7], – идеально. – Ты готова?
– Ага.
Мы покидаем больницу, погружаясь в ослепительно солнечный день, и запрыгиваем в машину. Я завожу двигатель и трогаюсь с парковочного места, чувствуя, как трясутся руки.
Веди себя нормально.
Калла поворачивается ко мне, ее зеленые глаза прикованы к моему лицу.
– Хочешь о чем-нибудь поговорить?
Я отрицательно качаю головой.
– Разве я когда-то хотел?
Она улыбается.
– Нет, но я подумала, что возможно, тебе есть что сказать. Если ты хочешь.
– Я знаю, – и я действительно хочу. – Ты знала, что древние египтяне сбривали себе брови в знак траура?
Я меняю тему, и Калла смеется, убирая свои длинные рыжие волосы от лица тонкими пальцами. Это наша фишка, обмениваться всякими дурацкими фактами о смерти. Точнее, моя. Не знаю, почему. Наверное, всему виной годы жизни в похоронном бюро. Это мой способ продемонстрировать смерти средний палец. Плюс ко всему, если я концентрируюсь на дурацких фактах о смерти, латинском или моих списках, мне удается изменить фокус. Когда я фокусируюсь на чем-либо, у меня получается выключить голоса.
Поверьте, я сделаю для этого все возможное.
– А я этого не сделала. Но спасибо, что сказал, – отвечает Калла. – А ты бы побрился, если бы я умерла?
Я бы бросился на дно океана ради тебя. Я бы набрал ракушек и сделал бы из них ожерелье для тебя, а потом сам бы на нем повесился. Потому что если тебя не станет, то я тоже не хочу жить.
Я не могу показать ей, в какую панику ввергает меня малейшая мысль об этом, поэтому просто пожимаю плечами.
– Не давай мне повода для этого.
Калла приходит в ужас, когда понимает, что она только что сказала. Ведь после маминой гибели прошло совсем