– Не время, Борис Константиныч. Скоро подъезжаем. Ты давай-ка проверь, чтоб вид у всех был, пуговицы и крючки… И оружие, чтоб до зеркального блеску!
Всадники растянулись гуськом и стали спускаться по каменистой тропе в салатную долину. Вода была на исходе, и отряд начинала томить нарастающая жажда. Покуда пересекали плоскогорье, им ни разу не попался ручей или родник. Под копытами шуршала лишь жесткая трава да растрескавшаяся земля. На горячих камнях грелись змеи и ящерицы-тейю, в воздухе звенела мошкара, от которой не знали покою ни животные, ни люди.
Спустившись в долину, казаки приметили впереди себя большое стадо антилоп, бредущих к югу.
– Вот и славно, братцы! – обернулся обрадованный десятник. – Утолим жажду еще до обеда – зверье-то на водопой тянется.
Спекшиеся от зноя люди с облегчением расправили усталые плечи. Надежда на близкую воду заставила охотней рысить и уставших лошадей.
* * *
У небольшого озера, что голубой подковой лежало среди холмистой равнины, стояли клубы пыли. У воды длинными вереницами жались тонконогие антилопы, олени, воздух пестрел от галдящей птицы…
Вдруг, точно по команде, все головы повернулись в сторону бурых холмов, точеные ноги напряглись, уши стали торчком. Еще мгновенье, другое – и многие сотни быстроногих кочевников беспорядочной лавиной понеслись на восток, где открывался прозрачный и чистый горизонт.
Отряд приветствовал озеро радостными возгласами, шумно въезжая верхами в долгожданную воду.
– Эх, щас бы тусклое окошко родной русской баньки! – мечтательно протянул Худяков, толкая в бок притихшего Щербакова. – Да не в этой жаре и пылище… А пробежать бы босячком меж сугробов по дорожке, что к баньке ведет. А она, родная, парит, шельма, берлогой… Там, брат, душа и без вина взыграет!
– Может, хватит? – Щербаков хмуро омыл лицо и шею. – Вечно начнешь в блин раскатываться, душу на-изнанку выворачивать. Ну-к, помоги седло снять, пряжку с подпругой перекрутило…
Худяков умело помог товарищу, но мечтанья свои в клеть не загнал:
– Дурак ты дурак, Иваныч, душа у тебя, что зачерствелый хлеб… Уж я б попарил тебя вволю… В парную-то, Николай, надо что конь в поле влетать, на полкй, бывалоче, разомлеешь от пара – благодать… Жена плеснет квасцу, шоб в душе огонь не ленился, шоб хворь, значит, отлетела с листвой, понимаешь? А уж как квасок вспучится на каменке, тут уж держись… На, возьми мою щетку, у меня волос жестче, – Худяков протянул «чесак». – Эй, у тебя кобыла спину, что ли, сбила? Нет? Гляди, это дело нешуточное, не угробь свои «вторые ноженьки».
– Ладно учить! Чай, не сопляк… – Щербаков любовно похлопал по атласной шее свою «Аннушку». И принявшись вычесывать ее гриву, царапнул Сергея вопросом: – Ну, ты, чего споткнулся… Чо там про женку свою трепал?
– Да я вон гляжу, Иваныч, – Худяков прыснул в кулак, весело и хитро щуря глаза, – кобыла твоя