– Почему невнимательно внимаете ответственным постановлениям государственной важности, вышедшими в государстве?
Аксиляркина всё молчала.
– В постановлении указано, что бритьё женских телесов теперь законодательно разрешено, но проводить его можно лишь в установленных законом местах государственной эпиляции. Домашнее бритьё телесов уголовно преследуется как антисанитарный пережиток дореформенных эпох…
А Вика была как в тумане – уже ничего не понимала; не заметила она и как вошли двое других офицеров, приглашённых Кислопроходько. Составили они судебную тройку, выпили чаю из подстаканников и решили Вику судить. Постановили единогласно – певице Виктории Аксиляркиной дать десять лет колонии…
…Как часто это с нами бывает – что запрещают, то сразу же и делают – свезли Вику в пункт сбора к другим, таким же, как она, девицам, раздели донага, и, оставаясь безучастными к слёзам и стенаниями, вымыли голых девиц из брандспойта да обрили – и подмышки, и лобок, и, что страшнее всего, волосы. Чтобы антисанитарии в теплушках по дороге в колонию не было. Куски копны Виктории теперь лежали на кафеле, тяжелые от упавшей на них воды из брандспойта…
…Ходатайства были напрасны, и даже слово отставного полковника начальных учебных учреждений ничего не значило более – удалось лишь устроить последнюю перед отправкой в исправительно-трудовую колонию встречу Вики с матерью. Стояли они на перроне у паровоза с теплушками – мать и её лысая дочка, бывшая певица.
– Ничего, ничего, доченька! Государство тюрьмами полнится. Хороший человек – он везде человек хороший. А я тебе чайку, мыло, носочки шерстяные вязаные передавать с оленьей почтой буду… Глядишь, тебя и по условно-досрочному выпустят, всего лет через пять-семь… – мать Вики Аксиляркиной старалась сохранять спокойствие и вразумительность. А дочка её плакала:
– Мама, мама, зачем ты мне подмышки выбрила? Хорошо, что не лобок, а то бы расстреляли… Ты дождись, дождись меня, маменька, кроме тебя нету у меня никого на белом свете, дождись меня, маменька, как я из колонии выйду, и всё по-прежнему будет! Ты дождись меня!
Затолкали Вику надзиратели в ватниках в теплушку и раздались паровозные гудки, заглушившие стенанья бывшей певицы, а судьбу её скрыл навсегда локомотивный дым, так похожий на дым моей сигареты…
КУРИТЕЛЬНЫЕ СПЕСИ
Пока новая жизнь всё никак отчего-то не наступала, я начал курить на постоянной основе. И до чего же мне это нравилось! На алтарь служения никотиновому культу я смело готов положить свои лёгкие. После первой же самостоятельно купленной пачки я втянулся всерьёз и надолго. Курение закономерно стало, пожалуй, главным фетишем моей жизни, вторым по значимости после страдания. Сигареты кажутся мне внутренним метрономом, размечающим мой день на короткие