После концерта, выслушав аплодисменты, переходящие в бурные овации, Вика Аксиляркина заторопилась в продовольственный магазин. Это ведь неправда – то, что говорят о многих популярных певицах: что они у гостиниц для интуристов ждут менял с целью прикупить ажурное бельё кружевное нижнее, что они после концертов едут на таксомоторе кутить в уютные ресторации в сопровождении зажиточных врачей-абортологов или каких-нибудь там словивших премию передовиков производства. Равно как и неправда то, что якшаются они с матросами-торганафтами интергалактического флота, надеясь раздобыть какую-нибудь бижутерию с Марса или косметику с Венеры… Певица Аксиляркина была точно не из таких. Жила она с мамой и котейкой; мужчин не знала; в связях, порочащих её, замечена не была.
Каждые пятнадцать концертов положен был талон на тортик. Вика с тревожным волненьем в сердце отстояла очередь в магазине продовольствий. Усатая грузная продавщица в синем фартуке с узором из цветов изучила под лупой талон на подлинность, после чего вручила Аксиляркиной заветное лакомство, напомнив лишь, что розочки на торте отныне сделаны из эпоксидной смолы ввиду ускорения оптимизации кондитерского производства и посему в пищу непригодны.
Боясь обронить тортик в слякоть весенней распутицы, торопилась Вика домой, к матери – хотели две дамы отметить знаковое событие: в стране на государственном уровне разрешили женщинам делать эпиляцию.
И вот, когда чай был выпит, тортик, все 228 грамм, вторая категория, съеден, – а эпоксидносмольные розочки сложены в коробочку на случай украшения грядущих причесок, – осмелела певица Аксиляркина и спросила мать:
– Скажи мне, мама, а это… – Вика боялась нового для неё слова как боятся дети слов постыдных со значеньем неизвестным, – А эпиляция – точно не атавизм тех лет, когда у нас черты западного загнивания в обществе были и всепозволенность, грехами помыкающая?
– Ну что ты, доченька, ещё древние римлянки подмышки брили!
Мать Аксиляркиной, полковник начальных учебных учреждений в отставке, задумалась о чём-то своём и, выдержав паузу, продолжила:
– Ты, конечно, спросишь, почему тогда запрет был… Так ведь было, чтобы на красоту