В центре города также появились ночные клубы, характерные для эры сухого закона, славившиеся своей отвратительной едой; облавы, устраиваемые федеральными агентами, здесь проходили столь часто, что выглядели частью развлекательной программы. Клубы эти, где выступали такие знаменитости, как Тексес Гинан, Хелен Морган, Гарри Ричман и Джимми Дюранте[335], ныне рассматриваются как сияющие образцы нью-йоркской ночной жизни эры джаза, однако на деле они были небольшими и дорогими, и весьма немногие ньюйоркцы когда-либо переступали их порог – по большей части здесь развлекались богатые люди, проживавшие вне города, вроде мясных и молочных магнатов со среднего Востока, которых Гинан прозвала «маслояйцевыми шишками». В клубах звучала музыка, однако по большей части в качестве аккомпанемента для певцов и едва одетых хористок, бродивших от столика к столику. Хотя самые большие клубы могли позволить себе оркестр, в остальных состав исполнителей исчерпывался пианистом, трио или квартетом.
Разумеется, существовало множество заведений, в которых алкоголь никогда не подавался и которые поэтому сухой закон затронул мало. Водевильные театры пережили тот период без потерь – хотя вскоре после этого их уничтожили кинематограф и Великая депрессия, – и некоторые из музыкантов, игравших на танцах как до 1920-х гг., так и после, провели часть этого десятилетия, гастролируя с такими водевильными звездами, как Блоссом Сили и Софи Такер[336], а то и создали свои собственные сценические программы. Как мы увидим в следующей главе, Пол Уайтмен стал все активнее обращаться к концертной деятельности, заказывая пьесы, подобные Rhapsody in Blue, и нанимая певцов и артистов характерных жанров, выступления которых перемежали сыгранные его оркестром номера. Хотя он, возможно, сделал бы многое из этого в любой ситуации, очевидно, что экономические трудности сыграли тут определенную роль.
Сухой закон действовал в течение