Араб с криком бежит по улице, подгоняя маленького ослика; толстый старик в чалме взгромоздился на него и совершенно придавил животное. Повсюду на углах стоят эти ослы для езды, поседланные неуклюжими седлами с длинной передней лукой и без задней. Европейцы на них мало ездят. К их услугам прекрасные коляски, запряженные парами арабских лошадей с кучерами-арабами.
В европейской части города леность и попрошайничанье арабов не так заметны. Улицы широки, магазины прекрасны. Всюду газовые фонари, местами в отелях электричество. На каждом углу стоит бравый англо-египетский полисмен, суданец в красной феске, синем однобортном мундире и синих брюках, при тесаке. Тот же негр, а какой прекрасный вид! В лице – сознание своего достоинства и своей английской habeas corpus[14]: если он потребует, то потребует тоном, не допускающим возражения. Извозчик, нищий, разносчик, чистильщик сапог – профессия, кажется, наиболее распространенная на Востоке, – ему повинуются моментально. И притом полная вежливость и предупредительность. Я обратился к одному из них с вопросом, как пройти в город. Он не знал французского языка. Знаком пригласил он меня следовать за ним, привел в участок и показал на сержанта. Сержант вежливо и предупредительно рассказал мне, как пройти, но едва я вышел, ему, должно быть, пришло в голову, что я могу заблудиться, и он послал солдата проводить меня. Хороша английская муштра: она из солдата делает джентльмена.
Я видал и территориальные английские войска. Изящно и эффектно одетые в свои ярко-красные однобортные мундиры с золотыми пуговицами, в синих шапочках, лихо заломленных набок, в рейтузах и белых кушаках с золоченой бляхой, с хлыстиком в руке, красивые и бравые, почти мальчики, большинство безусые, королевские солдаты производят хорошее впечатление. То в них дорого, что каждый из них щеголяет мундиром, гордится им, каждый из них как будто с восторгом объявляет всему миру: «Я солдат королевы – смотри на меня!» И есть на что посмотреть. Я видал, как пьяный солдат ночью входил в трактир. Сколько самоуверенности, сколько гордости мундиром, не допускающей мысли, что он может быть грязен или смешон, – и он не был ни грязен, ни смешон, ни жалок.
Я видал их на гауптвахте при исполнении караульной службы. В красивом белом шлеме с золотым шишаком на конце, затянутый в свой алый мундир, часовой лениво ползал с ружьем на плече. Потом он остановился и взял ружье к ноге – без отчетливого приема, но изящно. Видал я еще вестовых верхом на лошадях и солдат на работе в лагере. Посадка английская с широко отставленными шенкелями не производит впечатления прочной посадки. Лошади арабские, телом не щеголяют, мелкорослы, но чистка доведена до идеала. А как блестит медь набора, в каком порядке седло! И в седле солдат смотрится молодцом. Ездят они облегченной рысью, но болтают ногами.
И на работе одетые в особые холщовые куртки и серые рейтузы солдаты имели тот же подтянутый вид. Словом, они были «английской» вещью, может быть, и слишком