Давид проводил взглядом полицейских, ушедших с вокзала вместе с бездомными.
– Сейчас они вернутся и надерут задницу этим оппозиционерам. – Кассир указал на демонстрантов, сгруппировавшихся около выхода с вокзала, чтобы, в случае чего, успеть убежать от полиции. – Как минимум, раз в неделю наблюдаю за этим цирком. Сначала одни выражают свое недовольство в криках и лозунгах, потом другие выражают свою злобу в избиении первых. Веселое зрелище.
Кассир сделал глубокую затяжку и на время задержал дым в легких. Он молча наблюдал за демонстрантами, в предвкушении их стычки с полицейскими. Людей на перроне становилось все больше. Среди толпы, собравшейся у подъезжающего поезда, Давид заметил странную фигуру. За огромным мужчиной возле рельсов стоял человек, спрятанный под широкой черной мантией. Его руки целиком исчезали в свободных рукавах. Мантия опускалась до самой земли, скрывая и ноги. На голову был надет глубокий капюшон, из-за которого не удавалось разглядеть лицо. Эта фигура отличалась своим видом от всех остальных людей, но ее как будто никто не замечал. Люди никак не реагировали на то, что среди них был некто, похожий на средневекового некроманта. Человек в мантии повернул голову в сторону Давида и как будто на него уставился. Проверить это, конечно же, он никак не мог, ведь лицо человека было скрыто под капюшоном.
– Можно я еще сигарету возьму? – Мальчишка-кассир отвлек его наблюдения. – Одной тут не накуришься.
Давид снова достал пачку из кармана, протянул ее парню и, когда тот взял сигарету, убрал ее обратно. Он поспешил снова взглянуть на странную фигуру в мантии, но, подняв взгляд, больше не обнаружил ее на том же месте. Он сканировал взглядом весь вокзал, пытаясь отыскать потерянного «некроманта», но его нигде не было видно. Куда бы он не взглянул, повсюду была масса людей, но никто из них не превосходил по странности этого человека, которого ему так и не удалось найти.
Поезд остановился.
– Мне пора. – бросил Давид и быстрым шагом бросился к вагонам.
– Пока! – крикнул ему вдогонку мальчишка-кассир.
В толпе выходивших из вагона людей Давид сразу увидел маму. Она заметно постарела за все эти годы. Ее лицо покрылось морщинами, а волосы сединой. В темно-голубых глазах прослеживалась неподдельная грусть, а в старых руках годы непосильного труда.
– Привет, Давид.
Он крепко обнял маму, а она поцеловала его в щеку.
– Здравствуй.
Они никогда не отличались общительностью друг с другом, и, учитывая случившееся,