Близится комендантский час, и мы неспешно возвращаемся в общагу. Впитавшие за день августовское солнце дорожки податливо прогибаются под нашими подошвами. Я слегка шевелю пальцами в большой мужской ладони и чувствую крепкое рукопожатие. Лица моего спутника не видно, но я знаю, угадываю его улыбку. Странный парень, всё-таки.
В общаге никто и не думает расходиться по комнатам. Коридоры забиты возбуждёнными подростками, оконные ниши осаждают стайки от трёх до семи человек. Случайно сталкиваемся со знакомыми ребятами. Нас ещё не разгоняют, и мы пользуемся возможностью поболтать.
Всё, подготовка закончена. С завтрашнего дня – новая жизнь! Какая она будет, мы ещё не знаем. Один из стоящих рядом парней – Игорь – суёт мне свой плеер.
– На, зацени! Это новый альбом Сепультуры – улёт!
Я надеваю наушники, и голова моя наполняется грохотом барабанов и божественно мелодичным воем гитары. Я не понимаю, как живут люди, которые не любят эту музыку. Я вижу лицо Игоря, Ваньки из Тынды, блондина – все они улыбаются, как будто читают мои мысли. Кто-то из них тянет меня за руку – пора возвращаться в свою келью, завтра отъезд. Я бреду, ведомая кем-то в тесном окружении рук, тел, улыбок. Все эти люди понимают меня, им не нужно ничего говорить. Почему я обретаю это счастье близости с товарищами только сейчас? У двери моей комнаты блондин порывисто обнимает меня, отстраняется – перед отъездом увидимся. Я прохожу в комнату и только сейчас понимаю, что в руках моих так и остался плеер Игоря. Я выхожу в коридор и останавливаюсь в растерянности – дорогу до его комнаты я одна не найду. Но я не успеваю больше ничего сделать или подумать. Из-за угла выходит группа людей в форменной одежде.
– Are you Natali?[11]
– Да, – киваю я. Не понимаю, что именно они говорят – слишком быстро тараторят, и куча незнакомых слов, но по их напряжённым лицам становится ясно, что они меня в чём-то обвиняют. Они тычут в плеер, который я до сих пор держу в руках, и до меня начинает доходить. Но догадка настолько чудовищна, что я не в силах произнести хоть слово в своё оправдание. Лицо заливает краска, я чувствую, как жар душит меня, выступает кислым потом над губой. Наконец, они забирают злосчастный плеер и уходят. Я на ватных ногах возвращаюсь в комнату и в ужасе смотрю на Олеську:
– По-моему, меня только что обвинили в воровстве. Игорь сказал охране, что я украла его плеер.
– Да забей! Они, наверное, неправильно его поняли. Завтра встретитесь, и спросишь у него сама. Да успокойся уже. Ты же не воровала, все знают.
Я ложусь в кровать, но сон не идёт. Холод обволакивает моё сердце противным липким коконом. Я не знаю, с чем сравнить этот ужас. Такое