Спрашивал третий, крепко сбитый, с глазами невыспавшегося боксера:
– Дудинский… про вас говорят, что вы все обо всех знаете. Нам известно, что вас возле этой лаборатории часто видели. Ответьте, наконец – где интересующий нас человек и его бумаги?
– Не знаю!.. – выдавливая слова, Дудинский смотрел не на говорящего, а дальше, за спину, где в конце гаража совершал движения нелюдь со скошенными глазами.
Бригадир (а спрашивал он) закурил и задумался. Он понимал, что завлаб, возможно, действительно ничего не знает. Иначе бы поделился – если не сразу, то с первыми же страшилками Линя. Восточной психоделики боялись многие. Да и резона скрывать что-либо стороннему человеку не было. Но в подобном деле лучше переборщить.
Он приблизился.
– Разговор у нас что-то не складывается. Пока он разминается, – он показал на Линя, – ты должен вспомнить. Неважно что, но ты должен принести пользу. Каждый должен нести пользу.
Докурив, Бригадир направился к выходу.
За дверью он обнаружил четвертого – человека в сером. Схожего возраста и комплекции, тот выглядел совершенно иначе. Неброско одетый, обычной наружности и с глазами неясного цвета и потому тоже серыми, в которых кроме спокойствия не прочитывалось ничего.
Сейчас в них было что-то еще. Что именно, Бригадир не понял. Навалилось все разом – злоба на неудачные поиски, на руководство, зациклившееся на этих поисках. И на этого чистоплюя, явно из бывшей конторы. Он взял Серого за рукав.
– Что морщишься? У вас никого не кололи?
– Как? – тот напрягся.
– Да вот так, – Бригадир показал на дверь. Оттуда донесся истошный вопль.
Серый подумал, что мог бы сейчас сломать ухватившую его руку. И настолько быстро, что Бригадир ничего бы не понял. Но лишь отвел взгляд от двери.
Дальнейшего Андрей не помнил. Выписка из общежития и сбор вещей к событиям не относились. Заберут ли в армию или оставят на осень, было неважно. Говорили, весной призываться лучше – курс молодого бойца легче летом.
За отсутствием мыслей его и застал Головин. Выглядел он необычно. О нем всегда можно было сказать, что он выглядит необычно, но в этот раз всклокоченность его была не в рамках привычной шизофренической нормы. А главное – в пакете, который прижимал к груди аспирант, узнаваемо что-то звенело.
Общаться с ним желания не было. Но то, что последовало дальше, заинтриговало. Времени, потраченному Головиным от появления в дверях до налития первого стакана позавидовал бы любой алкаш. Андрей, как бывший пожарный, это оценил.
– Закуска-то есть? – напиваться вот так вот запросто среди бела дня не хотелось.
– Разумеется, – Головин доставал из пакета консервы, хлеб, минералку, соки и несколько банок пива, выстраивая композицию возле початого литра. Чувствовалось, готовился основательно.
Андрей