Сему преданию времён,
Когда пророк, Водой Спасённый,
Был за упорство награждён.
И был Исход. И земли эти
Покинул страждущий народ.
И шли Израилевы дети,
Оставив в прошлом рабства гнёт.
Гонимы жаждою свободы,
Хранимы огненным столпом,
Сквозь расступившиеся воды
Морским прошествовали дном.
Так было здесь. И время это
Навеки вписано давно
В страницы Божьего Завета.
И нету истины иной,
Как в небе нет второго солнца,
А ночью нет луны второй.
И только тот душой спасётся,
Кто верен истине одной.
И вот дорога в Город Мира,
Где царь – мудрейший из царей,
Ведёт владычицу Офира.
Три сотни подданных при ней,
Качаясь в сёдлах, путь далёкий
Одолевали день за днём.
И даже летний зной жестокий,
Казалось, был им нипочём.
Каким загадочным резоном
Она подвигнута была
На встречу с мудрым Соломоном?
Какая цель её ждала
Там, где у власти нет изъянов?
Туда, где счастье – не обман,
Змеёй ползёт среди барханов
Царицы Савской караван.
Глава IV
Где небо сходится с землёю,
Святым величием своим
Сквозь марево дневного зноя
Открылся Иерусалим.
Встал караван, не смея дальше
Без воли старика идти.
И молвил слово караванщик
К исходу долгого пути:
«Смотри, царица, этот город,
Который видишь ты вдали,
Ворота нам откроет скоро.
Пока же подданным вели
Разбить здесь лагерь. Сняв усталость,
Мы утром путь возобновим,
Что бесконечен был, казалось.
Но вот он – Иерусалим!»
«Ну что ж, – ответила царица,
И взгляд её на старца пал, -
Ты прав, не стоит торопиться.
Пусть будет так, как ты сказал».
И день прошёл, и ночь настала.
И звёзды россыпью легли
На свод небесный покрывалом
Для засыпающей земли.
На купола шатров сабейских
Спустился мягкий свет луны,
Где звуки ночи иудейской
Вливались в море тишины.
И жрец, воздав хвалу Алмаке
За свет, дарованный с небес,
Растаяв тенью в полумраке,
С молитвой на устах исчез.
Ночь потекла своей рекою.
Лишь отблеск ближнего костра
Плясал, не ведая покоя,
На сводах царского шатра.
Восточный ветер, днём вздымавший
Горячей пыли облака,
В ночи затих, как зверь уставший,
Даря спокойствие пескам.
Казалось, что сама природа
В ту ночь уснула до утра.
И не дождавшись сна прихода,
Македа вышла из шатра.
Прохладный воздух, словно влагой,
Обдал её лицо и грудь.
И медленным,